Учение о государстве. Чичерин и Кавелин. Государственная школа в русской историографии. К. Д. Кавелин Б. Н. Чичерин Государственная школа в русской историографии кратко

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Государственная школа: характеристика направления, основы мировоззренческой концепции

Представители Государственной школы:

1. Кавелин

2. Чичерин

3. Соловьёв

Заключение

Список использованной литературы

Введение

По сложившейся в советской науке традиции историография относилась к числу так называемых вспомогательных исторических дисциплин. Само по себе это определение как бы заведомо предполагало второстепенность историографии в общей системе исторических наук.

К счастью, отношение к историографии радикально изменилось в последнее время. Кризис, переживаемый исторической наукой в современной России, не только пробудил естественный интерес к трудам дореволюционных и эмигрантских русских историков, но и явственно показал, что без знания истории исторической науки в России, без четкого представления о закономерностях и этапах ее развития, достижениях предшествующих исторических школ и отдельных историков невозможно преодолеть существующее кризисное состояние, выйти на новые рубежи осмысления исторического прошлого России, а также наметить новый путь развития нашего государства и права. Разумеется, сейчас историография играет немаловажную роль в системе знаний, как исторических, так и юридических.

В своей курсовой работе я хотела бы затронуть непосредственно Государственную школу, а так же то влияние, которое она оказала на становление Российского законодательства XIX века.

По словам Н.Л. Рубинштейна, " Государственная школа - основное направление в русской буржуазной историографии 2-й половины 19 века. Представители Государственной школы считали главной силой в истории надклассовое государство, выражающее якобы интересы общества в целом".

Теоретико-философской основой Государственной школы была реакционная сторона идеалистической философии Гегеля с её защитой монархического государства. В отличие от исторической школы С.М. Соловьева, Государственная школа значила отказ либерально-буржуазной историографии от принципа исторической закономерности. Её основатель, Б.Н. Чичерин, сформулировал в основные положения:

· утверждение государства как движущей силы русской истории;

· обоснование его господствующей роли в русской истории особенностями природных условий;

· вытекающее отсюда противопоставление истории России истории др. народов, прежде всего Западной Европы.

Именно тогда и создалась классическая формула данной школы о "закрепощении и раскрепощении сословий государством" как определение социального содержания русской истории. Могущество государства, прежде всего, объяснялось природными условиями: степь препятствовала образованию прочных обществ; народ представлялся "одиночными, блуждающими лицами", "затерянными в необозримом, едва заселённом пространстве". В свою очередь, этому противопоставлялась организующая роль государства, которое образовывало сословия и закрепляло их на службе общественным интересам. Чичерин, основатель данного направления в историографии, считал, что все преобразования могут быть совершены только государством, то есть путём реформ, санкционируемых непосредственно властью. В этом отразились стремления русской буржуазии к реформам, осуществляемым сильной властью, которая была бы способна предотвратить демократическую революцию в стране. Положения Чичерина воспринял К.Д. Кавелин, а к концу 60-х гг. к Государственной школе присоединился и В. И. Сергеевич.

Теории следовали А.Д. Градовский, Владимирский-Буданов, а так же многие другие буржуазные историки.

Отдельные положения Государственной школы нашли своё отражение в работах С.М. Соловьева, принявшего в последний период деятельности тезис о "закрепощении и раскрепощении сословий", впрочем, сохранившего до конца основной принцип единства внутренней закономерности и органичности исторического развития.

Последователи государственной школы детально и углублённо изучали политическую историю, историю государственных учреждений, а также самого права, но, при этом, отвергали саму возможность единства всемирного исторического процесса. Так или иначе, идея государственной школы в начале двадцатого столетия наглядно показывала всё углублявшийся идейно-методологический кризис русской буржуазной историографии.

Здесь же я буду подробно описывать не только видных идейных вдохновителей и представителей данного направления, но так же подробно описывать саму сущность Государственной школы, её возникновение и основные характеристики. Особое внимание я хотела бы уделить тому, какой вклад в науку привнёс тот или иной учёный.

На мой взгляд, данная тема курсовой работы весьма и весьма актуальна даже сейчас, поскольку, к сожалению, во времена Советского союза труды большинства дореволюционных историков и правоведов были запрещены, а некоторые и вовсе уничтожены. Именно поэтому очень длительное время юридическая наука находилась на недостаточно развитом уровне. Однако сейчас, в начале двадцать первого столетия у нас, наконец, появилась возможность изменить данное положение.

Сейчас же, мы имеем доступ к колоссальным по содержанию трудам дореволюционных юристов и правоведов, а так же историков, учёных, чьи работы нам следует изучать, поскольку они несут в себе множество различных идей, мнений, и, это, конечно же, безусловный вклад в развитие науки, а так же государства и права в целом.

Целью курсовой работы является комплексный анализ научных трудов дореволюционных представителей государственной школы, а так же осмысление тех мыслей и идей, которые они отстаивали в своей научной деятельности.

Для достижения цели курсовой работы необходимо решение следующих задач:

· рассмотрение непосредственно самой сущности государственной школы, как одного из течений русской буржуазной историографии.

· изучение трудов ученых;

· выявление особенностей теории;

· рассмотрение преимуществ и недостатков Государственной школы

В ходе своей научной работы я буду использовать такие методы, как исторический, логический, а так же сравнительно-исторический и диалектический. Источниками информации будут служить непосредственно историографии, а так же различные научные статьи.

Результатом данной научной работы должен стать анализ вклада Государственной школы в развитие Российского законодательства девятнадцатого века и науки как таковой.

Государственная школа: характеристика направления, осн овы мировоззренческой концепции

С именами Константина Дмитриевича Кавелина, Бориса Николаевича Чичерина, Сергея Михайловича Соловьева связано направление в отечественной исторической науке, за которым позднее утвердилось название "государственная школа " . На основе диалектического метода Гегеля учёные сделали попытку соединить историческую теорию с конкретно-историческим материалом, тем самым сформулировав концепцию развития российской государственности, ее институтов и правовых норм. Государство рассматривалось ими как субъект и двигатель исторического процесса. Они относили русский народ "к семье народов европейских".

Если же попытаться сформулировать основные принципы государственной теории, как они утвердились в русской исторической науке в результате деятельности Соловьева, Кавелина и Чичерина, то они заключались в следующем:

1. Признание органического, закономерного развития русского народа от родовых отношений к государственным.

2. Понимание этого развития чисто идеалистически как формально-юридической смены правовых норм: сначала право, основанное на кровном родстве, затем вотчинное, договорное, частное право и, наконец, публичное право.

3. Особенностью русской истории признавалась инертность народа. Прогрессивное движение заключалось в складывании и развитии государства и государственности.

4. Государство рассматривалось как движущая и единственно могущественная сила в стране. В интересах обороны оно закрепостило в XVI-XVII веках все сословия и лишь в XVIII веке начало их постепенное раскрепощение. И хотя не все представители государственной школы придерживались этой концепции, но в основе она оказалась весьма живучей. Становление новой школы было связано с именами Кавелина и Соловьева, а вот ее утверждение - непосредственно с именем Бориса Николаевича Чичерина. Всех этих историков объединяло не только увлечение философскими идеями Гегеля, но и интерес к истории государства, к его институтам и правовым нормам. Также их объединяло критическое отношение к режиму Николаевской России и осознание необходимости проведения мирных реформ. Важной составной частью выдвинутой ими концепции было обоснование внутренней закономерности исторического процесса вообще и российского исторического процесса в частности. Прослеживая развитие общественных отношений, Кавелин особое значение придавал изучению процесса становления общественных отношений. Вся русская история, считал Кавелин, есть по преимуществу государственная, политическая, в особом, нам одним свойственном значении этого слова. Таким образом, он сформулировал основную задачу к выявлению общих закономерностей исторического развития России. При этом первостепенное внимание, по мнению ученого, необходимо уделять истории государства, государственным институтам и юридическим памятникам, их становлению и эволюции.

Для Соловьева "государство есть необходимая форма для народа", поэтому историю страны он сводил к истории возникновения и развития государства.

Чичерин, Соловьёв, Кавелин - именно с этими тремя именами связывают новое направление в нашей исторической и юридической науке, за которым утвердилось название "государственная школа".

С учётом всех особенностей восприятия и анализа каждый из них исторического прогресса учёных объединяла общая система взглядом на отечественную историю. Все они, разумеется, проявляли интерес к философским положениям Гегеля, его диалектическому методу. Идеи позитивизма привлекали их в той или иной степени. Необходимость теоретического осмысления прошлого получила обоснование именно в трудах учёных госудаственной школы, и тогда они предприняли попытку соединить воедино историческую теорию с конкретно-историческим материалом, а так же сформулировать концепцию исторического прогресса отечественной государственности, её правовых норм и социальных институтов.

И Кавелин, и Чичерин, и Соловьев достаточно критически относились к николаевскому режиму, и, признавая необходимость реформ, были единодушны в методах их проведения, то есть они осознавали необходимость проведения реформ непосредственно исходящих от правительства, не допуская возможности революции, которая, на их взгляд, пагубно бы отразилась не только на развитии государства и права, но и на жизни общества в целом.

Индивидуальность каждого ученого проявлялась как в восприятии и трансформации идей эпохи, использовании тех или иных методов исследования, так и в определении содержания и хронологических рамок отдельных периодов русской истории, отношении к определённым событиям и явлениям.

Кавелин представлял историю России как "живое целое" Заслугой Соловьева можно считать использование богатейшего практического материала и создании целой концепции русской истории, истории происхождения и развития государства.

Чичерин изучал не только правовые нормы, а так же юридические учреждения.

Государство в свою очередь рассматривалось ими как субъект и двигатель исторического прогресса. Признавая ведущую роль государства, оно нашло отражение в теории "закрепощения и раскрепощения сословий", характеристике государства как органа внесословного и внеклассового. Гражданская история стала основным предметом русской историографии. Ученые государственной школы рассматривали историю как наукупознания. Они были солидарны в том утверждении о способности русского народа к развитию и во включении его "к семье народов европейских". Русский исторический процесс при всех его особенностях -- исторических, физических и нравственных -- следовал общим с Западной Европой законам и "началам жизни".

Ко второму поколению представителей государственной школы современная историография относит В.И. Сергеевича.

Основные подходы к изучению русской истории Чичерина разделял А.Д. Градовский, который достаточно известен своими работами в сфере истории и теории государства и права Древней Руси и европейских стран. Говоря о представителях государственной школы, нельзя не отметить Ф.И. Леонтовича, изучавшего законодательство о крестьянах XV-XVI веках, историков русского государственного права И.Е. Андреевского, А.В. Романовича-Славатинского и прочих идейных вдохновителей государственной школы.

Главным предметом исследования этих ученых были правовые и юридические институты, и, разумеется, законодательство российского государства. Они, в отличие от своих предшественников, фактически не касались истории России в целом. Их труды рассматривают в рамках эволюции государственной школы.

Некоторые аспекты концепции истории России, сформулированные учеными государственной школы, получили свое развитие и в трудах многих историков конца XIX --начала XX века. Даже сегодня наши современники снова обращаются к ним, поскольку труды учёных представляют собой неоценимый опыт, которым следует воспользоваться.

государственная школа мировоззрение

Представители Государственной Школы:

1. Кавелин Константин Дмитриевич

Кавелин Константин Дмитриевич - известный мыслитель, историк, правовед и общественный деятель. Родился Константин Дмитриевич в Петербурге в 1818 году. В 1839 году он окончил юридический факультет Московского университета. Изначально Кавелин разделял либеральные идеи, однако в последствии отошел от них и сблизился со славянофилами. Кавелин считал сильную самодержавную власть необходимостью. В 1866 году он подал царю записку "О нигилизме и мерах, против него необходимых".

В своих работах "Взгляд на юридический быт Древней России" (1847), "Мысли и заметки о русской истории" (1866), "Краткий взгляд на русскую историю" (опубликованную в 1887) учёный выделял главную роль самодержавного государства в жизни народа. По его мнению, Русское государство - высшая форма общественной жизни России. Самодержавие, как считал Кавелин, - естественная форма русской государственности, порожденная народным идеалом. Кавелин поддерживал выдвинутую Б. Н. Чичериным теорию "закрепощения и раскрепощения" сословий государством.

Кавелин также был одним из создателей крестьянского законодательства 1861, он в числе первых российских ученых исследовал сельскую общину, доказав, что в ее сохранении - основа социальной и экономической устойчивости России. Разрушение тысячелетних обычаев крестьянского мира приведет к упадку экономики и падению самого государства, считал он.

Крепостной строй Кавелин видел как доставточно закономерный этап развития русского общества, как необходимое условие существования сильной центральной власти, без которой Российское государство не могло бы выдержать борьбу с внутренними врагами. Кавелин признавал, что особая роль государственной власти не давала развиться "личному началу". В 1860_х Кавелин характеризовал опричнину как политику сохранения национальной формы государственности, направленную против чужеродных западно-русских и польских элементов, привнесенных перешедшими на русскую службу литовскими князьями.

Учёный был противником частной собственности на землю, утверждая, что в условиях России она приведет к массовому обеднению крестьян. Чтобы не допустить подобного результата, он выдвинул мысль передать землю крестьянам в пожизненное пользование с правом наследования, однако без возможности продажи. Причем выделение земли должно осуществляться строго в рамках уже существующих общин, являющихся, по сути дела, коллективными владельцами земли.

Причины социального неравенства Кавелин видел в том, что "люди по физической природе, по умственным и другим своим способностям не равны между собой со дня рождения". Он указывал на утопичность социалистических теорий. Отмена права собственности и наследства, согласно Кавелину, противоречит "закону свободы". В праве собственности Кавелин видел залог свободы человека. Для предотвращения социальных беспорядков он призывал русское дворянство отказаться от сословного эгоизма, привилегий и замкнутости. При этом государство, по мнению Кавелина, обязано выступать в роли регулятора отношений между сословиями, "служить посредником, охранять и защищать низшие классы". В отличие от ортодоксальных западников, видевших в крестьянской общине только препятствие к экономической свободе и прогрессу, Кавелин выступал за ее сохранение, воспринимая её как способ уравновесить частную собственность, монопольное господство которой могло привести к вражде классов и общественной анархии.

Признавая, что реформа 1861 подорвала материальное благополучие дворянства, Кавелин видел его будущее не в искусственном сохранении привилегий, а в уравнении в гражданских правах с другими сословиями. В органическом и социальном единстве сословий Кавелин видел залог "мирного развития посредством постепенных реформ", делающий "невозможною революцию низших классов против высших".

В начале 80-х годов Кавелин выступал с широкой программой реформ, предусматривавшей увеличение крестьянских наделов за счет государственных субсидий, "отвода незаселенных казенных земель", а также переселенческой политики. Помимо устранения малоземелья Кавелин считал необходимым сократить подати, а так же ограничить чиновничий произвол в отношении крестьянства, покончить "с безграмотностью и беспомощностью деревенского люда" путем развития общедоступного образования, которое стало бы, в свою очередь, опорой для просветительской деятельности государства. Залог прогресса России Кавелин видел в совместных действиях общества и бюрократии, в союзе интеллигенции, образовывающей народ, и государства, создающего для него сносные "внешние" условия жизни.

Надеясь на преобразовательный потенциал верховной власти, Кавелин так же активно выступал за создание бессословного земства, без которого, по его мнению, нельзя ожидать "никакой хорошей перемены в центральном управлении государством". Критикуя произвол бюрократии, Кавелин, однако, видел в ней и силу, уравновешивающую различные общественные элементы, приходящие между собой в столкновение или соперничество. Кавелин являлся ярым противником непосредственного вмешательства правительства в экономику, так как он считал государственную промышленность не только убыточной для правительства, но также и обременительной для общества.

Также хотелось бы отметить, что своеобразие политических взглядов учёного заключалось в том, что он, проявив себя сторонником введения принципа народного представительства, однако, тем не менее, попытался дать ему свою оригинальную трактовку, а именно обозначить сущность и идеи данного принципа. Цели народного представительства, с точки зрения Константина Дмитриевича, не сводились к ограничению власти самодержавца. По мнению учёного, конфликты парламента и монарха не были вовсе обязательным последствием введения выборного представительства, а всего лишь на всего конкретным опытом европейской истории, которого вполне можно было бы избежать.

Константин Дмитриевич считал, что главная функция народного представительства состоит в недопущении доминирования какой-либо определённой части государственной и общественной жизни. Однако при этом Кавелин считал недопустимым противостояние народа (общества) и правительства. Они, по его мнению, всего лишь две стороны одного и того же государственного организма, две расчлененные его функции, которые в свою очередь должны дополнять друг друга. Не противопоставление власти народу, а только лишь их совместное действие, направленное на достижение одной цели, дадут толчок к развитию государства и права. Взаимодействие сил, а не борьба их, различение функций народного организма, а не противопоставление их друг другу, - вот задача, поставленная всем народам в будущем, - добиться взаимодействия государства и народа. Лишь только находясь в гармонии государство и общество сможет встать на тот путь развития, который сможет вывести Российскую и иную государственность на принципиально новый уровень.

По словам Кавелина, любые изменения в стране должны происходить путем мирных реформ, исходящих сверху, а не губительной для государства и общества в целом революции, которая подрывает в первую очередь естественные права личности. Кавелин отрицал всякую связь революционной партии в России с подлинными, настоящими интересами народа и общества в целом.

2. Чичерин Борис Николаевич

Хотелось бы уделить внимание одному из теоретиков и идейных вдохновителей государственной школы, а также известному общественному деятелю и публицисту -- Борису Николаевичу Чичерину. Он родился в старинном дворянском роде, получил хорошее домашнее образование. В 1849 г. окончил Московский университет, получив юридическое образование. Достаточно большое влияние на становление его мировоззрения и исторические взгляды оказали Т.Н. Грановский, И.Д. Кавелин. В студенческие годы Чичерин познакомился с такими людьми, как: А.С. Хомяков, К.С. Аксаков, много читал по истории: Ф. Шлессера, Б.Г. Нибура, Г. Эверса, С.М. Соловьева. Чичерин, как и многие учёные того времени, основательно изучал гегелевскую философию, увлекаясь новым миросозерцанием, раскрывшим ему в удивительной гармонии верховные начала бытия.

В 1853 году Чичерин пытался защитить магистерскую диссертацию "Областные учреждения в России в XVII веке". Однако, несмотря на высокую оценку коллег, в том числе Грановского, она не была принята. Декан факультета отказал в защите, заявив, что в ней древняя администрация России представлена в слишком непривлекательном и негативном виде. Смог Чичерин её защитить только в 1857 году.

В 1861 году Борис Николаевич был избран профессором Московского университета и приступил к чтению лекций на кафедре государственного права. Именно тогда Чичерин не на шутку увлекся политикой и стал лидером либерального движения в России. "Либерализм! -- писал он в 1855 году -- Это лозунг всякого образованного и здравомыслящего человека в России".

Его программа выдвигала требования свободы совести, общественного мнения, свободы книгопечатания, преподавания, публичности всех правительственных действий, гласности судопроизводства, поскольку в этом Чичерин видел прямую необходимость для развития государства и общества.

Именно крепостное право, по мнению учёного, тормозило развитие Российского государства и права.

Несмотря на своё увлечение либеральными идеями, Чичерин связывал возможность их достижения с отдаленным будущим путём проведения мирных реформ и предпочитал честное самодержавие несостоятельному представительству.

Сущность государства, по Чичерину, определяется следующими признаками и чертами. Согласно его концепции государство представляет собой "организацию народной жизни, сохраняющуюся и обновляющуюся в непрерывной смене поколений. Государство означает союз, союз целого народа, имеющего свою территорию, единый закон. В нем народ становится юридическим лицом. Оно управляется верховной властью, его целью является всеобщее благо". Государство образуется как результат общей воли и высшего политического сознания народа, способного "разумно и добровольно подчиняться верховной власти и поддерживать ее всеми силами". Государство не поглощает другие союзы, а только возвышается над ними как высшая область, господствующая в сфере высших отношений.

Сущность политического союза Борис Николаевич рассматривает в соотношении с гражданским обществом, под которым он понимает в первую очередь "совокупность отношений, принадлежащих к частной сфере и определяемых частным правом". Государство и гражданское общество - два противоположных, но, тем не менее "равно необходимых элемента человеческого сожительства".

Так или иначе, согласно юридической концепции устройства политического союза Чичерина в государстве, основанном непосредственно на юридических нормах, вытекающих из человеческого разума, правды и справедливости, призванных служить мерилом и руководством для позитивного законодательства, человек остается свободным.

В 1866 году Чичерин покинул стены университета в знак протеста против нарушения принятого в 1863 году университетского устава, самого либерального в истории России, и в связи с неблаговидной деятельностью Ученого совета. С того самого времени ученый целиком сосредоточился на научной и исследовательской деятельности. В конце 70-х годов Чичерин вновь вернулся на политическую арену, в начале же 80-х годов он был избран Московским городским головою. Тем не менее, его либеральные взгляды продолжали вызывать недовольство у правительства.

Чичерин продолжал свою научную работу, сделав ее главным делом жизни. В 1893 году его избрали почетным членом Петербургской Академии наук. Сочетание научной и общественно-политической деятельности было характерной чертой жизни и творчества Чичерина. Современность и история у него были взаимосвязаны и шли рядом друг с другом.. "Только изучение прошедшего, -- писал он, -- дает нам ключ к уразумению настоящего, а вместе и возможность прозревать будущее".

Ключевое место в профессиональной деятельности Чичерина занимали работы по отечественной истории. Он уделял особое внимание вопросам происхождения и развития государства, истории правовых и общественных институтов, взаимоотношениям государства и общества, власти и закона. Они получили освещение в его диссертации, в работах "Обзор исторического развития сельской общины в России", "Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей", "Холопы и крестьяне в России до XVI в.", "О народном представительстве" и др.

Борис Николаевич был одним из первых ученых России, обратившимся к теоретическим проблемам политики и социологии.

В осмыслении исторического процесса ученый в первую очередь опирался на идеи философии истории Гегеля. История человечества для него - история развития "духа", осуществляемого в индивидуальных стремлениях отдельного человека и в общих нормах общественной жизни.

Действительный исторический процесс историк видел как смену общественных союзов, постепенно возводящих человеческое общество к установлению "нравственно-юридически целого", примиряющего все области духа, -- государству. Формы общественных союзов показывали соотношение на том или ином этапе общего начала и личностного.

По Чичерину можно выделить три ступени в развитии общества. Первая -- патриархальный быт. В основе его лежало непосредственно кровное родство.

Люди были связаны общим происхождением. При развитии личности кровные связи постепенно теряли свое значение, и общественное образование разрушалось.

Вторая ступень -- гражданское общество. Оно основывается на началах свободы личности и частного права. Вотчинное право землевладельца, либо свободный договор, или же личное порабощение одного лица другим являлось основой общественных отношений. Правда "личность во всей ее случайности, свободе, во всей ее необузданности" привела "к господству силы, неравенству, междоусобиям, анархии, которая подрывала самое существование союза". Это сделало необходимым установление нового порядка -- высшей формы общественного союза -- государства, которое "сводит к единству, стремящиеся врозь элементы, укрощает борьбу, ставит каждого на свое место... и таким образом водворяет внутренний мир и порядок".

"Только в государстве может развиться и разумная свобода, и нравственная личность".

Третья ступень -- новое время.

Чичерин также обращал внимание на специфику природно-географических условий в развитии славянской государственности: безграничные степные пространства, отсутствие преград, однообразие природы, малочисленность населения, рассеянность его по равнине. Именно под влиянием этих условий формировался характер народа. Достаточно благоприятные условия жизни не вызывали деятельность и напряжение умственных и физических сил, не способствовали развитию различных сторон человеческой души, а так же развитии науки и промышленности. Расплываясь в пространстве, русский народ не имел своего центра, что лишало его, к сожалению, возможности на собственной основе достичь государственного единства.

Стоит отметить, что восточные славяне не имели такого источника развития правовых и гражданских институтов, как Западная Европа в лице Рима. Славянский народ был оторван от древнего цивилизованного общества. Однако русский народ, при всех особенностях своего происхождения, принадлежал, считал Чичерин, к семье народов европейских. Он был способен к развитию, к прогрессу.

Учёный утверждал, что существенные различия в истории западных народов и России проявлялись только в путях и формах перехода с одной исторической ступени развития на другую.

Соединение племён в союз, основанный на собственных силах и деятельности, у славянского народа не могло произойти, ввиду пассивного характера восточных славян, а так же недостаточно развитого личного начала. Имущественный интерес же порождался ослаблением родовых связей. Теперь каждый князь стремился к увеличению своей власти и приумножению богатств. Именно это, по мнению Чичерина, и привело к феодальной раздробленности и установлению удельной системы.

Государства и в Европе, и в России появились одновременно, при переходе от Средних веков к Новому времени. Но в России этот процесс имел свои особенности, вызванные остротой противоречий, присущих гражданскому обществу. Татаро-монгольскому игу Чичерин отводил ключевую роль в создании централизованного государства. Золотая орда научила народ покорности и тем самым поспособствовала установлению единой, централизованной власти. В результате чего государство образовалось именно сверху, а не самостоятельными усилиями народа.

Чичерин выделял три процесса в образовании государства на Руси: приведение в статическое состояние народа, собрание земли и сосредоточение власти в руках князя. Данные процессы Чичерин выслеживал по различным письменным источникам: летописям, договорам и прочим документам.

Первыми, как утверждал учёный, осели князья и их дружины, затем они покорили и другие кочующие элементы. Достаточно большой вклад вложили в это московские князья.

Процесс собирания земель и изменения отношений между князьями, приведший в конечном итоге к образованию единовластия и государственного порядка, был достаточно длительным.

Чичерин в свою очередь утверждал, что нигде, будь то в Европе или в Азии, и никогда новый порядок не является в жизни целиком, он постепенно пробивается сквозь старые нормы жизни, постепенно преобразуя их.

Становление государственных начал в XV в. в корне изменило общину. Был создан "союз людей, связанных общими постоянными обязанностями государству", -- община государственная. Её устройство вытекало из "сословных обязанностей, наложенных на землевладельца... и преимущественно из укрепления их к местам жительства, из разложения податей на душу". Таким образом, заключал Чичерин, современная община -- плод государственной деятельности, когда "государственные начала проникают до самых низких слоев общественной жизни". Свой современный вид община получила в конце XVIII в.

Борис Николаевич одним из первых в отечественной историографии рассмотрел развитие земского представительства в связи с общим ходом исторического движения России. Его работы высоко ценились как соотечественниками, так и за рубежом.. Продолжил изучение проблемы В.О. Ключевский. Обращаясь к современному состоянию этих органов, Чичерин полагал, что земские соборы исчезли, причем не ввиду сословной розни и опасения монархов, а просто вследствие внутренней несостоятельности.

Чичерин считал, что соединяя население в прочные союзы, а также обязуя его служить интересам общества, государство в свою очередь и формировало сам "народ". Только находясь под опекой государства неопределенная народность преобразуется в единое тело, получает общее отечество, становится народом И народ, и государство имеют каждый свое назначение. Народ составляет базис государства. Государство есть "глава и распорядитель". Оно оценивает заслуги, оказанные личностью обществу, возвышает внутреннее достоинство человека. Только в государстве достигаются условия для развития разумной свободы, нравственной личности, а так же общества, живущего по нормам морали.

Всё это, в конце концов, и определило в концепции Чичерина особую роль государства в русской жизни. Сильная самодержавная власть, гарантия государственного единства находилась на вершине. Государство направляет общественные силы, ведет народ за руку, а народ же, в свою очередь, слепо повинуется своему путеводителю.

Выявляя законы и общие закономерности развития и происхождения государства, Чичерин указывал на постепенность происходящих в истории процессов. Проследив характер образования государственности, он исходил из того, что каждая новая ступень является следствием предыдущего развития. С появлением гражданского общества кровные связи не исчезают полностью, а входят в него как один из составляющих элементов, лишь со временем утрачиваю свою силу и важность.

Государство опять же не уничтожает все элементы гражданского общества.

Чичерин подчеркивал всю сложность и неоднозначность исторического процесса. Направления меняются, встречаются отклонения в разные стороны, но характер движения один, ибо основу его составляют личные и общественные интересы.

В общем, придерживаясь в своих подходах к изучению и осмыслению прошлого идей гегелевской философии истории, Чичерин вместе с тем выявил и некоторые уязвимые ее черты. Эта философия, говорил он, достигла высших пределов умозрения, охватывая весь мир и все явления. Она подвела их под свою точку зрения, связывая факты с ложными выводами, определенными человеческим разумом.

Итак, основные положения исторической концепции Чичерина включают:

· признание государства высшей формой общественного развития и его определяющей роли в русской истории.

· Особенностью исторического развития России является образование государства сверху, его крайняя централизация, решающая роль правительства в организации общественной жизни.

Так или иначе, Чичерин дал теоретическое обоснование и представил конкретную разработку ряда проблем, составляющих содержание исторической концепции государственной школы, а это, в свою очередь, повлияло на развитие исторической и юридической науки в целом.

3. Сергей Михайлович Соловьев

Сергей Михайлович Соловьев -- крупнейший историк дореволюционной России. Его выдающийся вклад в развитие русской исторической идеи признавали ученые различных школ и направлений. "В жизни ученого и писателя главные биографические факты -- книги, важнейшие события -- мысли. В истории нашей науки и литературы было немного жизней, столь же обильных фактами и событиями, как жизнь Соловьева", -- так писал о Соловьеве его ученик, историк В.О. Ключевский. Действительно, несмотря на сравнительно недолгую жизнь, Соловьев оставил огромное творческое наследие -- опубликовано свыше 300 его произведений общим объемом более тысячи печатных листов. Это -- подвиг ученого, равного которому не было в русской исторической науке ни до Соловьева, ни после смерти. Его труды прочно вошли в сокровищницу отечественной и мировой исторической мысли.

Имя Соловьёва известно не только историкам, поскольку его 29-томная "История России с древнейших времен" принесла большой вклад для науки. Написание данного труда являлась смыслом жизни историка. Его работа оставалась предметом изучения и обсуждения на протяжении длительного времени, содействуя разработке отечественной государственной теории.

Хороший знакомый Соловьева В.И. Герье писал: "С.М. Соловьев вообще не любил борьбы, полемики с ложными тенденциями в науке и общественной жизни. Полемика нарушала правильное течение его научных занятий, которое сделалось для него нравственной потребностью".

Соловьев стал широко известен в народе в середине XIX в.

Сергей Михайлович называл Историю государства Российского - величайшей поэмой, восхваляющее славянское государство. Он подчеркивал, что у Карамзина вполне точно отразилось сознание того, что "из всех славянских народов народ русский один образовал государство, не только не утратившее своей самостоятельности, как другие, но громадное, могущественное, с решительным влиянием на исторические судьбы мира".

Историк видел необходимость того, что на смену литературной истории российского государства должна встать история научная. Именно это его и подтолкнуло к написанию новой "Истории России", которая в свою очередь отвечала всем требованиям современной науки. Подходил к этому делу Соловьёв ответственно, в полной мере осознавая важность сего труда. Однако тут он и столкнулся с непониманием.

Для начала, его не удовлетворяло отсутствие широкого философского взгляда на историю, поскольку он считал, что концепция, объясняющая ход истории лишь замыслом отдельной личности, недостаточно обоснована и не имеет достаточных оснований для того, чтобы быть правдивой.

Анализируя конкретно-исторический материал с других позиций, Соловьев сформулировал антропологический принцип изучения и понимания истории народа: "Наука указывает нам, что народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты как отдельные люди, как все живое, все органическое...". Впитав богатство современных идей, в том числе "Философии истории" Гегеля, Соловьев пришел к пониманию органической взаимосвязи исторических явлений.

Будучи студентом, Соловьёв с интересом изучал философские идеи Гегеля, размышляя о применимости данной философии к русской истории. В то время Гегель был кумиром московского студенчества.

Д.Л. Крюков, экономист А.И. Чивилев, правоведы П.Г. Редкий и Н.И. Крылов, историк и юрист К. Д. Кавелин, историк-медиевист Т.Н. Грановский -- все они были горячими поклонниками гегелевской философии и знатоками европейской историографии.

Как же тогда повлияло творчество Гегеля на Сергея Михайловича? На этот вопрос отчасти ответил сам историк: "Из гегелевских сочинений я прочел только "Философию истории"; она произвела на меня сильное впечатление; на несколько месяцев я сделался протестантом, но дальше дело не пошло, религиозное чувство коренилось слишком глубоко в моей душе, и вот явилась во мне мысль -- заниматься философиею, чтобы воспользоваться ее средствами для утверждения религии, христианства, но отвлеченности были не по мне; я родился историком". Так был сделан профессиональный выбор: не философия, а наука, не философия истории, а наука истории.

Соловьев очень вскоре перерос состояние увлеченности Гегелем и его работой "Философией истории".

В своё время, прочитав множество трудов западных учёных, Соловьев сделал вывод, что западные мыслители зачастую пренебрегали русской историей. Более того, русский народ не был у них включен в число "всемирно-исторических" народов. Соловьев прекрасно осознавал задачу, которая на тот момент времени стояла перед национальной русской мыслью -- построение философии русской истории и тем самым "включение" в ее состав философии истории вообще. И он оказывает большое влияние на становление русской истории как науки.

Соловьёв считал недостаточным "подключение" русского народа к числу всемирно-исторических только для выявления значения и специфики русского народа в истории по сравнению с западноевропейскими народами. Более важной казалась историку другая задача: разъяснение неполноты и незавершенности философско-исторического взгляда на всемирную историю в условиях игнорирования судеб русского и славянских народов. В этом он непосредственно видел непременное условие успешного познания назначения истории русского народа и сравнения его с народами западноевропейскими. Учёный вводил в философию истории новый элемент, то есть сам русский народ.

В 1841 г. в семинаре С.П. Шевырева Соловьев выступил со своей работой "Феософический взгляд на историю России". В этой его ранней работе были заложены важнейшие методологические основания исторической концепции ученого. Множество высказанных тогда мыслей прозвучит в программных работах зрелого С.М. Соловьева "Публичных чтениях о Петре Великом" (1872) и "Наблюдениях над исторической жизнью народов" (1868-1876)).

Постановка вопроса об особом качестве русского народа и специфике его исторической жизни среди других всемирно-исторических народов в "Феософическом взгляде" дана учёным в рамках его представления о двух "возрастах" народной жизни.

По словам Соловьёва, у любого народа бывает свой религиозный период -- детский, который характеризуется невысокой степенью образованности, бессознательным следованием религиозным догматам, а так же слепым повиновением духовным авторитетам. Второй возраст -- возмужалость народа, когда место религии занимает наука.

Это мнение ученого достаточно близко к концепции славянофилов, что в свою очередь наглядно нам показывает, что Соловьёв испытывал множество различных влияний с разных сторон. Многие года спустя, историк, сохранив общую структурную типологию общественного развития, не отказываясь от деления исторической жизни народа на два периода, изменил лишь сами названия категорий, называя их теперь как "возраст чувства" и "возраст мысли" Динамическое же развитие русского народа, по мнению ученого, вызвал Пётр Великий.

Во время заграничной поездки 1842-1844 гг. у Соловьева усилилось его критическое восприятие творчества Гегеля. Именно в этот период историк получил возможность глубоко ознакомиться с достижениями западноевропейской исторической науки. Тогда же он в основном определился в методологическом отношении. И первоначальное интуитивное чувство превратилось у него в осознанную методологическую позицию, основным признаком которой является непосредственно антигегелевская направленность мысли.

Соловьев в отношении роли русского народа во всемирно-историческом процессе придерживался иных взглядов, чем Гегель.

Для обоснования своей позиции Соловьев провел сопоставление России и Западной Европы по нескольким антитезам:

· "природа-мать" для Западной Европы -- "природа-мачеха" для России подчеркивала различия по специфике природных условий, объяснявшей различие результатов этногенеза. В отличие от европейских народов, закрытых новых азиатских варварских народов и поэтому имевших возможность развития национальности. Восточнославянские народы такой возможности, к сожалению, не имели.

· На Западе монархические государства были результатом завоевания и насильственного покорения местного населения германскими племен. А насилие, в соответствии с законом диалектики, порождает свою противоположность -- борьбу за свободу и, как следствие, -- революцию. У славян же ни деспотическая форма правления в силу смешанного характера населения, ни республика в силу обширности территории, ни монархическая власть, основанная на завоевании, утвердиться не могли. Славяне сами пришли к мысли о необходимости власти, и, по мнению Соловьёва, это и является их заслугой. Собственно говоря, русская история, как считал Соловьев, начинается с началом русской государственности, то есть с утверждением Рюрика князем среди северных племен славянских и финских.

Тогда, отказавшись от гегелевской трехэлементной триады, и выдвинув в свою очередь четырехэлементную: Восток-Античность-Западная Европа-Россия, Соловьев отказался от диалектики гегелевской формы, предложив взамен собственную философско-историческую конструкцию.

Для Сергея Михайловича народы имеют самостоятельное значение, хотя и разное. Он видел в специфике исторической жизни народов, их религии и форм государственности продукт реальных географических, этнографических и исторических условий жизни.

Но всем этим размышлениям Соловьев все-таки обязан Гегелю. Очевидно, что Гегель оставил глубокий след в методологическом становлении Соловьева и в его творчестве.

Исключительная ценность государства во взглядах учёного также отсылается на Гегеля.

Дух русского народа проявился в особом отношении к государству.

Государство -- это ценностно-значимое явление русской истории вне зависимости от симпатий и антипатий. Соловьев считал, что ценностные ориентации народа не подлежат нравственному осуждению. Задача его, как учёного их, понять, при этом ни в коем случае не допускать модернизации.

Тем не менее, идеи Гегелевской философии Соловьёв сознательно использовал.

Одной из таких идей являлось понятие об арийских, то есть исторических, народах.

Соловьев подчеркнуто называет русский народ арийским народом и относит его к их числу, Гегель в свою очередь данную точку зрения не поддерживал. Сравнивая славян с германцами, Соловьев пишет о них как о племенах-братьях одного индоевропейского народа, определив их положение в Европе в христианские времена, как господствующее.

Соловьев считал некорректной постановку вопроса о племенном превосходстве кого-либо из них. Он видел корни происшедших различий в результате разного направления движения племен. Если немцы в свое время двигались с северо-востока на юго-запад в области Римской империи, где уже в то время была заложена основа европейской цивилизации, то славяне, в свою очередь, наоборот, с юго-запада начали свое историческое продвижение на северо-восток в девственные леса, то есть в пространство, ещё не затронутое цивилизацией. Поэтому мысль Гегеля о природно-климатических основаниях исключения стран и народов, находящихся в холодном или жарком климате, из всемирно-исторического движения Соловьёвым, разумеется, отвергалась и была неприемлемой.

Уделяя внимание на причины различий России и стран Западной Европы, историк указывал, что целый ряд факторов, в том числе территории, уже освоенные древней цивилизацией, камень и горы, -- содействовали быстрому утверждению на Западе феодального права, частной собственности, быстрому оседанию, разнообразию народностей. Россия же,в отличии от Запада, ввиду отсутствия этих самых условий, однако имея громадные пространства, наоборот, была отмечена другими признаками: Соловьёв уделял особое внимание причинам различий между Россией и странами Западной Европы, указывая на целый ряд предпосылок, в том числе территории, уже освоенные древними цивилизациями, камень и горы, которые содействовали быстрому утверждению феодального права на Западе, появлению частной собственности, а также быстрому оседанию и разнообразию народностей. В отличии от Запада, Россия, ввиду отсутствия этих самых условий, при том имея громадные пространства пошла по другому пути развития, отмечаясь другими признаками: подвижностью князей, движимым имуществом, неустойчивостью, разбросанностью средств, небывалым по величине государством, дружиной, вечным движением.

Весь ход русской истории Соловьев связывал с началами христианства. Нравственные силы народу с его точки зрения давали христианство, созидательная роль государства, а так же просвещение. Все названные Соловьевым признаки особенности России никак не могли, по его мнению, исключить русский народ из числа исторических, или как вслед за Гегелем, он говорил "арийских" народов.

Право понимание Соловьёва можно характеризовать не только уважительным отношением к сущности права, но также стоит выделить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у него и в самом определении права в его работе "Право и нравственность. Очерки по прикладной этике", согласно которому право является прежде всего "низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным"

Естественное право для него вовсе не обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего, как, например, у Трубецкого. Естественное право у Соловьева, как и у Конта, есть формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право для него лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.

При всём этом естественное право воплощает "рациональную сущность права", а право положительное олицетворяет историческую явленность права. Последнее же является правом, полученным в прямой зависимости от состояния нравственного сознания в обществе и от прочих исторических условий и аспектов. Разумеется, эти условия предопределяют особенности постоянного дополнения естественного права правом положительным и наоборот.

Естественное право есть та алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положительного права. Естественное право сводится всецело к двум факторам - свободе и равенству, то есть оно, собственно, и являет собой алгебраическую формулу всякого права, его разумную сущность. При этом этический минимум, о котором говорилось ранее, присущ не только естественному праву, но также и положительному.

Таким образом, в современной отечественной историографии сначала был поставлен под сомнение, а затем начал пересматриваться тезис о гегельянском характере философско-исторической концепции С.М. Соловьева, утвердившийся со времен вывода М.Н. Покровского о "гегелевской школе" в русской историографии.

Заключение

Прочитав и проанализировав множество трудов дореволюционных учёных, а именно представителей Государственной школы, а так же ознакомившись с биографическими данными, можно сделать некоторые выводы относительно политических воззрений мыслителей XIX века.

Многие идеи, которые продвигали непосредственно представители Государственной школы нашли своё отражение не только как научные труды, которые вполне полезны для изучения и в современное время, но так же оказали влияния на становление Российской государственности и частично были использованы в Российском законодательстве.

На примере трёх учёных: Чичерина, Кавелина и Соловьёва, а так же их научной и исследовательской деятельности мы проследили то, что трепетало великие умы девятнадцатого столетия.

Признаюсь, со многими аспектами теоретических воззрений данных представителей Государственной школы я не совсем могу согласиться.

Однако же для полноценного восприятия истории Российского государства, а так же для того, чтобы вывести определенные выводы и суждения относительно самого государства и его сущности, следует обратится к опыту наших предшественников, а именно к их трудам и взглядам, последовательно анализируя не только сами работы, но и также не забывая про исторические сведения. Тем самым, рассматривая в совокупности и теорию, и то, что смогло или не смогло ужиться на практике.

Только таким образом возможно осмысление всего того, что оставили для нас ученые прошлого, а так же применение всего этого на практике. Только обратившись к опыту предшественников, мы сможем наметить план развития государства и общества в целом, поскольку их труды несут в себе кладезь опыта и знания.

...

Подобные документы

Анализ специфики Петербургской университетской школы в контексте развития российской и мировой исторической и философской мысли. "Кризис" российской историографии рубежа XIX-XX веков. Исследование историософских взглядов представителей университета.

дипломная работа , добавлен 19.11.2017


Гуманистическая историография в Италии. "Эрудитская критическая школа", ее отличие от "политико-риторической школы". Крупнейшие представители гуманистической историографии в странах Западной Европы. Новые тенденции "политической" школы во Флоренции.

реферат , добавлен 30.11.2010


Реформаторская деятельность Петра I, ее основные направления. Особенности образовательного процесса того времени. Создание государственной системы образования. Навигационная и пушкарская школы - высшие учебные заведения, созданные по указу Петра I.

реферат , добавлен 23.11.2009


История образования Усть-Кубинской средней школы. Учебные заведения сельской местности. Развитие школы в 1930-е – начале 1990–х годов. Материально–техническое оснащение ученого заведения. Педагогический коллектив школы, состав и численность школьников.

дипломная работа , добавлен 10.07.2017


Особенности периода культурного расцвета в Византии. Высшая школа Акрополита: курс обучения, учебники, процесс преподавания. Школа Плануда. Крупнейшие центры образования в провинции. Деятельность патриаршей школы. История высшей императорской школы.

реферат , добавлен 11.11.2009


Манифест 17 октября 1905 года о политических свободах подданных Российской империи. Учреждение Государственной Думы, Положение о выборах. Наделение Государственной Думы законодательными полномочиями. Деятельность Государственной Думы I, II и III созывов.

реферат , добавлен 23.03.2014


Общая характеристика немецкой исторической школы. Формирование исторической школы. Основные этапы и их представители. Взгляды Туган-Барановского. Методологические особенности исторической школы Германии.

реферат , добавлен 14.12.2003


Сущность актуальных проблем в историографии, их отличительные черты в разные исторические периоды. Основные аспекты истории Руси с древнейших времен до современности. Особенности наиболее изучаемых проблем в отечественной современной историографии.

курсовая работа , добавлен 23.04.2011


Взаимосвязь немецкой школы с историей иностранной колонизации в России. "Немецкий вопрос" в оценке российского общественного мнения второй половины XIX века. Национальный вопрос во внутренней политике правительства в годы Первой русской революции.

статья , добавлен 15.08.2013


Порядок определения исторического источника и проблема установления границ при формировании круга исторических источников. Основы и критерии классификации исторических источников, обзор и анализ ее наиболее ярких примеров в сфере русской историографии.

Современник четырех царствований от Николая I до Николая II, современник Тургенева, Сеченова, Владимира Соловьева и Павла Новгородцева, русский римлянин, как называли его знавшие об его происхождении от итальянца, который попал в Москву в свите Софии Палеолог, но не только поэтому. Его называли так за его беспощадную логичность, а также за нравственную несгибаемость. Его либерализм встречал сочувствие и признание во всех прогрессивных кругах русского общества...

П. Струве

Б. Н. Чичерин и его место в русской образованности и общественности

Речь, произнесенная в заседании Русского научного института в Белграде

Б. Н. Чичерин представляется мне самым многосторонне образованным и многознающим из всех русских, а может быть, и европейских ученых настоящего времени.
Владимир Соловьев (1897 г.)

I

Не может быть национального самосознания без исторической памяти. Мы должны поэтому блюсти нашу историческую память и памятовать о тех людях и делах, которыми одухотворялась и строилась русская общественность.

Говоря недавно перед белградской публикой об Аксаковых, я указывал на смешение кровей, из которого, как некий благородный плод, получились эти славные деятели русской литературы. То же мы встречаем в лице того великого русского ученого и общественно-государственного деятеля, столетие рождения которого мы сегодня справляем. Чичерины ведут свое происхождение от итальянца, приехавшего в Москву в свите Софии Палеолог, и в самом деле не было ли в суровой логичности и в нравственной несгибаемости Бориса Николаевича Чичерина чего-то подлинно римского?

Прежде всего несколько биографических данных о Б. Н. Чичерине. Точные даты его рождения и смерти таковы: 25 мая 1828 г. -- 3 февраля 1904 г. В 1849 г. Б. Н. кончает Московский университет по юридическому факультету. В 1856 г. он получает степень магистра за сочинение «Областные учреждения в России» ив 1861 г. делается профессором государственного права в Московском университете -- 28 октября этого исключительного в истории России года он читает свою исполненную глубочайшей нравственной серьезности и сознания торжественности исторического момента вступительную лекцию к курсу государственного права. В 1866 г. Чичерин закончил книгу, долженствовавшую явиться его докторской диссертацией, -- «О народном представительстве», но еще ранее, в 1865 г., он от С.-Петербургского университета получает степень почетного доктора прав. В 1868 г. Чичерин оставляет Московский университет в знак протеста против нарушения прав автономного университета. В 1869 г. выходит в свет том I его «Истории политических учений», последний V том которой появляется в 1892 г. В 1882 г Чичерин избирается в городские головы города Москвы. В связи с коронационными торжествами 1883 г. Б. Н. произносит замечательную речь, сдержанную, умеренную, консервативную, но не понравившуюся реакций оным силам, тогда возобладавшим, и Чичерин должен оставить свой пост. Он окончательно, до самой смерти, удаляется в частную жизнь. В 1893 г. Императорская академия наук избирает Б. Н. в свои почетные члены. В конце XIX и начале XX века за границей (в Берлине) появляется анонимно ряд публицистических произведений Чичерина, которые не могли тогда увидеть свет в России. Из них главнейшее: «Россия накануне 20-го столетия» -- автор на заглавном листе назвал себя «русским патриотом».

Человек, родившийся в первой трети XIX века и доживший до начала XX века, Б. Н. Чичерин принадлежал к одному из самых блестящих поколений русской общественности. Напомним, что он был только на 10 лет моложе Александра II, И. С. Тургенева, М. Н. Каткова, К. Д. Кавелина и Ф. И. Буслаева, родившихся в 1818 г., на 8 лет моложе С. М. Соловьева, на 5 лет моложе И. С. Аксакова, на 2 года моложе М. Е. Салтыкова-Щедрина и родился в один год с гр. Л. Н. Толстым, с знаменитым историком русской литературы М. И. Сухомлиновым, с знаменитым химиком А. М. Бутлеровым, с знаменитым публицистом Н. Г. Чернышевским. Годом позже Чичерина родились физиолог И. М. Сеченов и историк К. Н. Бестужев-Рюмин, столетие которых исполняется в будущем, 1929 году. Я называю рядом с Б. Н. Чичериным И. М. Сеченова и К. Н. Бестужева-Рюмина не по чисто хронологической ассоциации. Первый по своему материалистически-позитивистическому мировоззрению представлял едва ли не прямую противоположность Чичерину, который был ближе к людям 40-х гг., чем к своим сверстникам, пятидесятникам и шестидесятникам. К. Н. Бестужев-Рюмин, наоборот, в своем духовном и научном развитии был связан с семьей Чичериных. Бестужев-Рюмин, который, как домашний учитель, провел два с половиной года в имении Чичериных «Караул» Кирсановского уезда Тамбовской губ., дает такой отзыв об отце Б. Н. Чичерина:

«Главную прелесть составлял хозяин. Ум Николая Васильевича был один из редких широких умов, которому все доступно и который всегда избегает крайностей». В воспоминаемую Бестужевым-Рюминым пору Б. Н. Чичерин по летам жил в «Карауле», и однажды К. Н. пришлось провести там с ним целую зиму. В отцовском имении Чичерин «писал свою знаменитую (магистерскую) диссертацию», которую Бестужев-Рюмин читал еще в рукописи. Чичерин «был тогда вполне гегелист, да и после немногое уступил: так, в 1855 году показывал он мне свою статью, в которой развиты были почти все главные основы его «Науки религии». Чичерин дал Бестужеву-Рюмину «Логику» Гегеля, и тот по ней составил конспект (См. Воспоминания К. Н. Бестужева-Рюмина в «Сборнике отделения Русского языка и словесности Имп. Академии Наук», т. 67 (1901), стр. 36 -- 37).

Б. Н. Чичерин был современником четырех царствований: Николая I, Александра II, Александра III и Николая II. Он был ученый и общественный деятель; профессор Московского университета и городской голова города Москвы; историк и юрист; философ и обществовед. Его учено-литературная производительность была громадна. Труды Б. Н. Чичерина составляют целую библиотеку, его «История политических учений» до сих пор в мировой научной литературе -- единственное, столь монументальное и столь многообъемлющее в своей области произведение. Как мыслитель «Б. Н. с изумительной энергией выполнял предположенную им философскую задачу. Для ее довершения он уже в преклонные годы посвятил несколько лет занятию высшей математикой и естествознанием, оставив и в этой области следы своей работы в виде нескольких специальных статей, предназначенных служить к подтверждению его философских взглядов. Столь законченного и разностороннего применения гегелевских начал не может указать и немецкая философская литература» (П. И. Новгородцев в некрологе Б. Н. Чичерина, напечатанном в журнале «Научное Слово» за 1904 г.)

Человек, созревший в крупную силу в конце 40-х и начале 50-х годов, Б. Н. Чичерин по университету -- ученик прежде и больше всего Т. Н. Грановского, прочувствованной хвалой которому, производящей до сих пор сильнейшее впечатление, заканчивается вступительная лекция Чичерина в Московском университете (Напечатана в сборнике «Несколько современных вопросов». Москва. 1862, стр. 23 -- 42).

Старшими соратниками и учителями по университету Чичерина -- так же как и Бестужева-Рюмина -- были К. Д. Кавелин, Н. В. Калачев, П. Г. Редкин и С. М. Соловьев.

Но Чичерин, как умственная величина, связан личным влиянием и соотношением и с людьми последующих поколений. Правда, в публицистике, т. е. журналистике, конца 50-х и 60-х гг. он был едва ли не одинок. Но в науке и философии ему и тогда и позже суждено было оказывать значительное влияние. Ближайшим учеником и соратником Чичерина был известный историк Московского университета, которого мне недавно пришлось вспоминать в нашей среде в связи с чествованием памяти великого французского мыслителя, критика и историка Ипполита Тэна. Я говорю о Владимире Ивановиче Герье. Он моложе Чичерина на 9 лет. Вдвоем Чичерин и Герье написали остроумный и основательный полемический трактат против народническо-экономических идей кн. А. И. Васильчикова, защитника и пропагандиста общины.

Личным знакомством и общением Чичерин был связан с Владимиром С. Соловьевым, который был на 25 лет его моложе, и с еще более молодыми мыслителями, кн. Сергеем и Евгением Николаевичами Трубецкими.

Несмотря на личное знакомство, весьма давнее, и на несомненное личное общение, Б. Н. Чичерин и Влад. Серг. Соловьев дважды довольно резко полемизировали. Впрочем, в 80-х гг. только Чичерин нападал на Соловьева по поводу его докторской диссертации «Критика отвлеченных начал», Соловьев же не отвечал Чичерину. В 90-х гг. они обменялись полемическими статьями, и резкость этой полемики поражает именно в 1897 г., когда оба, и Чичерин, и Соловьев, бывший ровно на 25 лет моложе Чичерина, стояли на вершине их прижизненной славы. Соловьев отбивавшийся от нападений Чичерина, при всем своем почтении и к учености, и к политическим взглядам Чичерина, не скупился на насмешки почти переходившие в издевки, которые этот, быть может, искуснейший в истории русской литературы полемист оправдывал в данном случае «состоянием необходимой обороны» в идейном, но не в личном смысле.

В лице Пав. Ив. Новгородцева, который был на 38 лет моложе Чичерина, последний протягивал руку своему отдаленному преемнику по юридическому факультету. С другой стороны, по гегелианству продолжателем Чичерина явился в наше время еще более молодой преподаватель Московского университета и доктор государственного права того же университета, автор едва ли не лучшей философской монографии о Гегеле Иван Александрович Ильин.

Наконец, позвольте одно личное воспоминание и признание. Последним представителем русской «радикальной» публицистики, скрестившим шпаги с «либеральным консерватором» Чичериным, был ваш покорнейший слуга. Это было сделано в статье, появившейся в 1897 г. и до сих пор являющейся едва ли не единственным опытом исторической оценки Чичерина как публициста и политика» («Чичерин и его обращение к прошлому» в «Новом Слове» за 1897 г. Перепечатано в сборнике моих статей «На разные темы», Спб., 1902, стр. 84 -- 120. В настоящем изложении я широко пользуюсь материалом этой статьи). В своем дальнейшем развитии я, полемизировавший с Чичериным «марксист» (никогда, правда, не бывший правоверным, а, наоборот, всегда являвшийся еретиком в марксизме), пришел в своих собственных путях к общественно-политическому мировоззрению, близкому ко взглядам покойного московского ученого.

Впрочем, в 1897 году либеральные элементы учения Чичерина встречали сочувствие и признание во всех прогрессивных кругах русского общества, и это нашло себе отражение и в моей, довольно задорно, по-молодому написанной полемической статье против Чичерина. Еще ярче это сочувствие выразилось в том некрологе Чичерина, который я поместил в «Освобождении» за 1904 г. (N 18 от 3 марта).

Осмысливая культурное и государственное развитие России, мы видим в нем в своеобразном сочетании и переплетении две основные проблемы:

Свободы и власти

Ради интересов государства государственная власть отчасти допустила, отчасти сама произвела закрепощение массы населения служилому сословию как носителю и орудию управления.

Так получилось граничившее с рабством русское крепостное право и сословное расчленение русского общества.

А в интересах сосредоточения государственной силы сложилась в России наименее, быть может, чем где-либо, ограниченная индивидуальными и групповыми притязаниями государственная власть, самодержавная монархия.

«Отличительная черта русской истории, - писал в 1862 г. Б. Н. Чичерин («Несколько современных вопросов», стр. 166. 455), -- в сравнении с историей других европейских народов, состоит в преобладании начала власти. Со времени призвания Варягов, когда новгородские послы, ровно тысячу лет тому назад, объявили неспособность общества к самоуправлению и передали землю во власть чужестранных князей, общественная инициатива играла у нас слишком незначительную роль. Русский человек всегда был способнее подчиняться, жертвовать собою, выносить на своих плечах тяжелое бремя, на него возложенное, нежели становиться зачинателем какого бы то ни было дела. Только в крайних случаях, когда государству грозило конечное разрушение, народ вставал, как один человек, изгонял врагов, водворял порядок и затем снова возлагал всю власть и всю деятельность на правительство, возвращаясь к прежнему, страдательному положению, к растительному процессу жизни. Власть расширяла, строила и скрепляла громадное тело, которое сделалось русской империей. Власть стояла во главе развития, власть насильно насаждала просвещение, обнимая своею деятельностью всю жизнь народа -- от государственного устройства до частного быта. Величайший человек русской земли -- Петр Великий сосредоточивает в себе весь смысл нашей прошедшей истории. И теперь еще этот характер не изменился: правительству принадлежит инициатива и исполнение тех великих преобразований, которые составляют честь и славу нашего века».

Перед русской общественной мыслью с первых времен ее зарождения стали: 1) проблема освобождения лица и 2) упорядочение государственного властвования, введение его в рамки правомерности и соответствия с потребностями и желаниями населения.

Вот почему с тех пор, что возникла русская общественно-политическая мысль, она движется вокруг этих проблем, и движется, так сказать, по двум параллельным осям: по оси либерализма и по оси консерватизма. Для индивидуальных сознаний эти оси по большей части никогда не сближаются и не сходятся. Наоборот, по большей части они далеко расходятся.

Но были в русском духовном развитии яркие и сильные представители сближения и даже слияния осей либерализма и консерватизма. Суть либерализма как идейного мотива заключается в утверждении свободы лица. Суть консерватизма как идейного мотива состоит в сознательном утверждении исторически данного порядка вещей как драгоценного наследия и предания. И либерализм, и консерватизм суть не только идеи, но и настроения, точнее, сочетание сознанной идеи с органическим, глубинным настроением.

Особое место Б. Н. Чичерина в истории русской культуры и общественности определяется тем, что он представлял в ней самое законченное, самое яркое выражение гармонического сочетания в одном лице идейных мотивов либерализма и консерватизма. Это сочетание не было и до Чичерина новостью в духовно-общественной истории России. На свой особый лад это идейное сочетание выступает перед нами в великой законодательнице XVIII века -- Екатерине II. Своеобразное воплощение оно же нашло в величавой фигуре знаменитого деятеля четырех царствований, адмирала Н. С. Мордвинова (род. 1754 f 1845), и его же мы встречаем у двух великих деятелей нашей культуры и общественности, у зрелого Карамзина (род. 1766 -- 1826), и созревшего Пушкина, и у того даровитого и блестящего писателя, который, будучи младшим другом-свойственником Карамзина и старшим другом-соратником Пушкина, пережил первого на 52, а второго на 41 год, у князя П. А. Вяземского (род. 1792 -- 1878). Вяземский едва ли не первый для России вычеканил формулу «либеральный консерватизм», и притом именно в применении не к кому иному, как к самому Пушкину.

Но если Екатерина II должна была, по своему положению самодержавной монархини, быть преданной консерватизму и в последнюю эпоху своего царствования вела даже реакционную политику, если Н. С. Мордвинов, будучи в области политической либералом, в области социальной всегда оставался консерватором и, скажем прямо, «крепостником», если и Карамзин, и Пушкин, и, позже их обоих, кн. Вяземский утверждались в своем консерватизме по мере и в меру того, что они духовно созревали, то Чичерин, рано созревший, духовный строй которого почти сразу отлился в какую-то твердую и крепкую форму, был всегда «либеральным консерватором», или «консервативным либералом» (так я охарактеризовал Чичерина еще в 1897 г. См. «На разные темы», стр. 86). В общественно-политических взглядах Чичерина, конечно, наблюдается известное развитие. Выражаясь принятыми условными терминами политики, мы можем, пожалуй, сказать, что Чичерин с начала царствования Александра II по XX век «левел», но только потому, что, будучи добросовестным наблюдателем и отзывчивым участником исторического процесса, он воспринимал и осознавал этот процесс как процесс глубоких, коренных изменений.

IV

В эпоху великих реформ, в конце 50-х и начале 60-х годов, Чичерин поместился на крайнем правом фланге прогрессивного течения русской жизни. Он был тогда гораздо «правее» М. Н. Каткова, резко полемизируя в «Нашем Времени» Н. Ф. Павлова с «Современной Летописью» -- катковского «Русского Вестника». Он смело выступил против Герцена в его же «Колоколе», выступил тогда, когда общественное мнение было за Герцена, и в этой полемике Чичерина с Герценом было гораздо больше идейного содержания, чем в позднейшей борьбе Каткова с издателем «Колокола» (замечательное «Письмо к издателю «Колокола» было в нем напечатано в 1858 г. и перепечатано как «первый протест русского человека против направления этого издателя» в 1862 г. в сборнике «Несколько современных вопросов». Исторически любопытна и психологически характерна даваемая Чичериным как современником характеристика герценовской публицистики. «В обществе юном, которое не привыкло еще выдерживать внутренние бури и не успело приобрести мужественных добродетелей гражданской жизни, страстная политическая пропаганда вреднее, нежели где-либо. У нас общество должно купить себе право на свободу разумным самообладанием, а вы к чему его приучаете? К раздражительности, к нетерпению, к неустойчивым требованиям, к неразборчивости средств. Своими желчными выходками, своими не знающими меры шутками и сарказмами, которые носят на себе заманчивый покров независимости суждений, вы потакаете тому легкомысленному отношению к политическим вопросам, которое и так уже слишком у нас в ходу. Нам нужно независимое общественное мнение -- это едва ли не первая наша потребность, но общественное мнение, умудренное, стойкое, с серьезным взглядом на вещи, с крепким закалом политической мысли, общественное мнение, которое могло бы служить правительству и опорою в благих начинаниях, и благоразумною задержкою при ложном направлении» (стр 17 -- 18). Для этой полемики сейчас уже вполне наступила история и историческая оценка, чего еще нельзя было сказать в 1897 г.)

Против Каткова Чичерин в ту эпоху отстаивал сословный строй аргументами реалистического консерватизма, твердо усвоившего себе, однако, известные начала либерализма.

Явно под влиянием знаменитого немецкого государствоведа, тоже гегельянца, Лоренца Штейна московский профессор в своем «охранительном либерализме», который он противопоставлял и «либерализму уличному», и «либерализму оппозиционному» (см. статью «Различные виды либерализма» в сборнике «Несколько современных вопросов», стр. 185 -- 201.), отправлялся от реалистического тезиса, звучащего почти по-марксистски (это неудивительно, ибо, как я показал в свое время, экономическое истолкование истории сложилось у Маркса под влиянием Лоренца Штейна.): «Всякая политическая организация основана на распределении существующих в народе общественных сил».

Интересно и знаменательно, что против чичеринского направления, которое он сам сознавал и характеризовал как «особенное направление в русской политической литературе» и в котором его противники видели «несчастную доктрину», приносящую «все... в жертву государству», доктрину, по которой «все исходит из власти и все возвращается к ней», -- в русской публицистике той эпохи выступили не только «Современник» в лице самого Чернышевского и «Русское Слово» в лице совершенно ныне забытого публициста Гиероглифова, но и не кто иной, как главнейший публицист славянофильства Иван Аксаков. Юридическому историзму Чичерина Аксаков противопоставил исповедание естественного права (Об этом см. в моей указанной статье о Чичерине, где приведены цитаты из Чернышевского, Гиероглифова и Ивана Аксакова). Тут перед нами столкновение не только мировоззрений, не только мироощущений, но и темпераментов. Сейчас могут сказать, что Иван Аксаков был не прав, характеризуя общественно-политическое мировоззрение Чичерина как «несчастную доктрину», с точки зрения которой «нет места, вне порядка государственности, никакому свободному творчеству народного духа». Чичерин вовсе не был и в ту эпоху ослепленным глашатаем «мертвого государственного механизма», как утверждал Аксаков. Идеи порядка и свободы имели для Чичерина одинаковое обаяние.

«Общественное мнение, -- писал он тогда, -- не бюрократия, обязанная исполнять и поддерживать данные ей предписания; это -- самостоятельная сила, выражение свободной общественной мысли. Охранительная партия в обществе может выражать одобрение только тому, что согласно с ее собственными началами. В ней не найдут сочувствия ни реакция, ни заискивание популярности, ни подавление свободы, ни скороспелые нововведения. Но она не станет легкомысленно ополчаться на власть, подрывать ее кредит, глумиться над мелочами, упуская из виду существенное, поднимать вопль во имя частных интересов, забывая общую пользу. Охранительная партия, преимущественно перед другими, должна быть готова поддерживать власть, когда это только возможно, потому что сила власти -- первое условие общественного порядка» («несколько современных вопросов», стр. 168 -- 169.).

Утверждая, что «исторические начала всегда служат для охранительной партии самою твердою точкой опоры», Чичерин в то же время хорошо понимал, что «исторические начала изнашиваются, слабеют, теряют прежнее свое значение» и что поэтому «держаться их во что бы то ни стало, при изменившихся обстоятельствах, при новом строении жизни, -- значит лишать себя всякой надежды на успех... Если старый камень силою векового трения обратился в песок, безумно утверждать на нем здание» (Там же, стр. 155). Чичериным и тогда владела одна-»единственная» и основная мысль либерального консерватизма: «сочетание порядка и свободы в применении к историческому развитию и современным потребностям» (Там же, стр. 7 -- 8.).

Консервативный либерализм Чичерина, чуждый и народнической сентиментальности Кавелина (у Кавелина было сильнейшее отталкивание от Чичерина, которого он в своих письмах презрительно называл «квадратной головой», но, конечно, Чичерин и умственный силой, и знаниями неизмеримо превосходил Кавелина), и позднейших мнимо консервативных крайностей Каткова, не имел ни тогда, ни позже никакого успеха ни в правящих сферах, ни в общественном мнении. Правда, в Петербурге в 60-х годах в бюрократических кругах иногда превозносили московского государствоведа, называя его le grand (великий, выдающийся, фр.).

Чичерин (см. «Ив. Серг. Аксаков в его письмах», ч. II, т. 4. Спб., 1896, стр. 244. Приведено в моей статье о Чичерине), но там никогда не следовали всерьез за его указаниями в их полноте и по их духу.

В царствование Александра II Чичерин совершенно определенно в интереснейшей рукописной записке, подлинник которой в начале XX в. я держал в своих руках, категорически высказался в пользу русско-польского примирения и никогда не одобрял антипольской политики русского правительства. В таком же духе гораздо позже он выступил с критикой и осуждением антифинляндской политики царствования Александра III и Николая II (указания на эту записку и извлечения из нее можно найти у Барсукова в огромном своде фактов из духовной и общественной истории России, опубликованном под названием «Жизнь и труды М. П. Погодина»).

В эпоху Лорис-Меликова Чичерин составил записку, в которой рекомендовал власти конституционную реформу. К этому же сводится и основной смысл его с присущим ему блеском написанного произведения «Россия накануне 20-го столетия», изданного на рубеже этого столетия в Берлине и явившегося как бы политическим завещанием знаменитого русского государствоведа.

Вообще историческую позицию Чичерина можно изобразить так: поскольку он верил в реформаторскую роль исторической власти, т. е. в эпоху великих реформ, в 50-х и 60-х годах, Чичерин выступал как либеральный консерватор, решительно борясь с крайностями либерального и радикального общественного мнения. Поскольку же власть стала упорствовать в реакции, Чичерин выступал как консервативный либерал против реакционной власти, в интересах государства отстаивая либеральные начала, защищая уже осуществленные либеральные реформы и требуя в царствование Александра III и, особенно энергично и последовательно, в царствование Николая II коренного преобразования нашего государственного строя.

Таким образом, Чичерин в своем духовно-общественном делании никогда не переставал неразрывно сочетать консерватизм и либерализм, являя в этом отношении самую законченную и яркую фигуру в истории духовного и политического развития России.

Как ясно Чичерин понимал значение начала свободы для будущего России, показывают следующие его слова, сказанные в самый разгар освободительных реформ, именно тогда, когда он выяснял русскому обществу, «что такое охранительные начала?» (так и озаглавлена цитируемая нами статья):

«В руках консерваторов-рутинистов существующий порядок обречен на падение... Насилие производит раздражение или равнодушие. Только мысль, созревшая в самом человеке, дает ту силу воли, то самообладание, которые необходимы для разумной деятельности. Поэтому в настоящее время (1862 г.! -- П. С.) в том положении, в котором находится Россия, дело первостепенной важности -- возникновение в обществе независимых сил, которые бы поставили себе задачею охранение порядка и противодействие безрассудным требованиям и анархическому брожению умов. Только энергия разумного и либерального консерватизма может спасти русское общество от бесконечного шатания. Если эта энергия появится не только в правительстве, но и в самом народе, Россия может без опасения глядеть на свое будущее» («Несколько современных вопросов», стр. 151 и стр. 162. Любопытно отметить, что этот сборник интереснейших и блестяще написанных публицистических статей Чичерина, выпущенный в свет в 1862 г., в 1897 г., т. е. через 35 лет, не был распродан и продавался у издателя К. Т. Солдатенкова -- факт, показывающий, как равнодушна была русская читающая публика к политическим идеям такого мыслителя, как Чичерин.)

Эти слова звучат в наши дни не только как свидетельство современника или исторический документ, но и как подлинное историческое пророчество о крушении, постигшем Россию.

Впервые опубликовано: «Россия и Славянство», 1929,N 5.
В нашем издании публикуется по: Струве П.Б.. Социальная и экономическая история России с древнейших времен и до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности. Париж, 1952, С 323-331

В «Очерках гоголевского периода русской литературы" Н.Г.Чернышевский характеризуя середину 40-х годов Х1Х в. писал, что здесь "мы встречаем строго ученый взгляд новой исторической школы, главными представителями которой были гг. Соловьев и Кавелин: тут в первый раз нам объясняется смысл событий и развитие нашей государственной жизни"1.

В 1844 г. И.Д.Кавeлин защитил диссертацию "Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период от Уложения до Учреждения в губерниях". В 1846 г. С.М.Соловьев сформулировал основные положения своей концепции истории России в докторской диссертации «История отношений между князьями Рюрикова дома», а 1851 г. вышел первый том его «Истории России с древнейших времен». В 1853 г. завершил работу над диссертацией «Областные учреждения в России в ХУ11 веке» Б.Н. Чичерин. Именно с этими именами связывают новое направление в нашей исторической науке, за которым утвердилось название «государственная школа» (при этом С.М.Соловьева многие ученые прямо не относят к этой школе.

При всех особенностях восприятия и осмысления каждым из них исторического процесса, их объединяла система взглядов на отечественную историю. Они проявляли интерес к философии истории Гегеля, его диалектическому методу, их привлекали в той или иной степени идеи позитивизма. В трудах ученых получило обоснование необходимость теоретического осмысления прошлого, и они сделали попытку соединить историческую теорию с конкретно-историческим материалом, сформулировали концепцию исторического развития российской государственности, ее институтов и правовых норм. Государство рассматривалось ими как субъект и двигатель исторического прогресса. Они были солидарны в утверждении способности русского народа к развитию и принадлежности его "к семье народов европейских».

Кавелин, Чичерин, Соловьев критически относились к николаевскому режиму, признавали необходимость реформ и были единодушны в методах их проведения.

Индивидуальность каждого ученого проявлялась как в восприятии и трансформации теоретических идей эпохи, использовании тех или иных методов исследования, так и в разработке конкретных исторических проблем, отношении к отдельным событиям и явлениям.

Кавелин пытался представить историю России как "живое целое", проникнутое одним духом, одними началами. Заслуга Соловьева в использовании богатейшего фактического материала и создании цельной, органической концепции русской истории. Чичерин посвятил свое научное творчество изучению правовых норм и юридических учреждений.

Константин Дмитриевич Кавелина (1818-1885), выпускник юридического факультета Московского университета. В 1844 г. после защиты магистерской диссертации он был оставлен в должности адъюнкта на кафедре истории русского законодательства. В 1848 г. Кавелин оставил университет из-за конфликта с профессором русского права Н.И.Крыловым. Почти десять лет Кавелин служил в Министерстве внутренних дел и возвратился к преподавательской деятельности в качестве профессора гражданского права в Петербургском университете, лишь в 1857 г. Но через несколько лет вынужден был уйти в отставку вместе с другими профессорами в связи со студенческими волнениями.

Как и многие его современники Кавелин увлекался философией Гегеля, в последние десятилетия своей жизни отдавал предпочтение позитивистскому знанию. Себя Кавелин определял как сторонника европеизации России, отстаивал необходимость ее реформирования, стал одним из лидеров русского либерализма.

Кавелин неоднократно обращался к историческому знанию предшествующих эпох. Он выделял несколько этапов в развитии этого знания, определяемых формою "народного самосознания". Первоначально история привлекала как "любопытная сказка о старине», затем история стала "поучением" и "справкой", превратилась в "архив старых политических и государственных дел". Наконец, наступает время "глубоких раздумий". Но, приходил к выводу Кавелин, до сих пор "наше народное самосознание еще не установилось". Взгляд на русскую историю, оценки исторических событий оказываются "детским лепетом незрелой и нетвердой мысли". Время диктует необходимость понять "смысл и значение нашего исторического существования", сделать историческую науку "источником и зеркалом народного самосознания".

Теория русской истории . Главной задачей исторической Кавелин видел в выработке «теории русской истории». Основные ее положения Кавелин представил в работах «Взгляд на юридический быт древней России», «Критический взгляд на русскую историю», «Мысли и заметки о русской истории». Его теория русской истории исходила из целостности и единство закономерности исторического процесса, постепенного изменения вследствие внутренних причин, т.е. саморазвития организма, проникнутого «одним духом», одними началами. Явления истории понимались как различные выражения этих начал, "необходимо связанных между собой, необходимо вытекающих одно из другого".

Содержание исторической жизни народов, по Кавелину, составляют два основных элемента – формы общественного организма и личность. Они изменяются постепенно под влиянием внутренних, внешних и случайных обстоятельств. Следовательно, делал вывод Кавелин, ключ к пониманию русской истории "в нас самих, в нашем внутреннем быте", в начальных формах образования. Цель исторической науки в изучении развития форм общественных образований и разъяснения человеку его положения в обществе.

История России, писал он, являет с половины IX до XVIII века постепенный упадок родственных отношений и развитие государственных, а так же развитии личности. Особое значение он придавал становлению государственных отношений, как основы всей жизни русского народа. Основные положения своего понимания развития государственности, Кавелин сформулировал в статье «Взгляд на юридических быт древней Руси» (l847г.). Первоначальный быт определялся кровным, родственным срюзе славян. Увеличение количества семей, усиление их самостоятельности, сосредоточение на собственных интересах ослабляли родовые отношения, власть старшего в роде и привели к междоусобиям. Призванные для прекращения раздоров варяги не нарушили в целом ход русской истории. Их попытки, длившиеся около двух веков, внедрить гражданские начала не увенчались успехами. Ярослав, "князь чисто русский», как называет его Кавелин, первый задумал основать государственный быт Руси и утвердить политическое единство на родовом начале. Однако междоусобия князей приводят к распадению ее на несколько независимых территорий. Наступает период уделов.

Московское княжество, рассматривалось Кавелиным как важный шаг вперед в развитии внутреннего быта. Московские князья отказались от кровного союза во имя идеи государства. Появилось понятие государства, начала формироваться новая политическая система, законодательство, судопроизводство, появилось понятие государственной службы.

Представляя эволюцию вотчинных отношений в государственные, Кавелин первостепенное внимание обращал на внутренние процессы постепенное, естественное распадение родовых отношений, выступление "на сцену действия" личности, стремление к объединению. Татаро-монголы выдвинули на первый план в своих отношениях с русскими князьями личные качества последних, и тем способствовали разрушению родовых отношений и воссозданию политического единства, проявлению личности. Этим и воспользовались "даровитые, умные, смышленые князья московские". Они укрепляли русское государство уничтожая власть областных правителей. Этому способствовало, считал он, введение опричнины Иваном 1У, создание служилого дворянства, издание Судебника. На место кровного начала царь поставил в государственном управлении начало "личного достоинства". Таким образом, обозначился второй главный элемент общественной жизни – личность.

Главное, по мнению Кавелина, идея государства уже глубоко проникла в жизнь. В Смутные времена Россия встала на свою защиту государства во имя Веры и Москвы. Новая династия завершила процесс образования государства. Таким образом, Московское государство, по представлениям Кавелина, подготовило почву для новой жизни. Начало ее - правление Ивана IV, окончание Петр Великий. Оба, считал Кавелин, сознавали идею государства и были "благороднейшими ее представителями". Естественно, что время и условия наложили отпечаток на иx деятельность.

Такова теория русской истории, предложенная Кавелиным. Суть ее состояла в смене родовых отношений вотчинными и последних государственными. Процесс перехода есть отражение и претворение в жизнь идеи государства, изначально присущей русским.

Политическая система России . Факт образования государства для Кавелина является наиважнейшим моментом русской истории. Это результат, с одной стороны, естественного, закономерного хода развития общества, с другой, воплощения основной идеи исторической жизни русского народа, проявления его духовной силы. Он неоднократно подчеркивал, что только великорусский элемент, единственный между славянскими племенами сумел основать прочное государство.

Внутренний строй российского общества, сложившийся к ХVII в. и вплоть до Петра I был определен, считал Кавелин, первоначальными отношениями, сложившимися в великорусском племени - дом, двор, состоящих из главы семьи и домочадцев. Появившийся затем княжеский двор повторял прежнюю структуру отношений: князь - глава семьи, члены которой и дружина являются его слугами. То же и в основании политической власти Московского государства. Только пределы больше и развитие выше. Царь - безусловный господин и наследственный владелец земель. Масса народа - его холопы и сироты. Он защитник народа. Это его долг и обязанность. В свою очередь каждый член общества также обязан нести службу в пользу государства. С ХУП в, устанавливается всеобщее крепостное право, где отправлять определенную повинность должен был каждый «до смерти и наследственно». Закрепощались не только крестьяне, а постепенно все группы населения. К земле, к ведомству, учреждению были приписаны дворяне, купцы, мастеровые и т.д. Крепостное право, Кавелин неоднократно возвращался к этому вопросу, было основанием всей общественной жизни и прямо вытекало, по его мнению, из внутреннего быта великорусского дома и двора. Оно не было ни строго юридическим, ни экономическим явлением. В народных нравах и убеждениях крепостное право поддерживалось не насилием, а сознанием. В древней Руси крепостное право было властью, иногда жестокой и суровой, вследствие грубости тогдашних нравов, но не правом собственности на человека. В XIX в. оно начало выражаться в возмутительной эксплуатации. Людей стали обращать в рабов и это поставило вопрос о его отмене.

В половине ХVIII в. началась постепенная отмена крепостных начал и дарование гражданских прав русскому народу. Совершался этот процесс, как и все движение в России, сверху вниз, от высших слоев общества к низшим. Получили гражданские права дворянство, духовенство и купечество, потом разнородные слои среднего общества, затем казенные крестьяне и, наконец, помещичье. По мере распространения гражданских прав на все состояния и звания создавались сословные организации, появилось общинное земское устройство. Эти представления ученого получили название «теория закрепощения и раскрепощения сословий»

Суть политической системы России - это сильная централизованная власть, самодержавие. При Петре Великом, отмечал Кавелин, царская власть приобрела новое значение, но именно Петр выразил начала старинной власти гораздо резче, определеннее и сознательнее, чем его предшественники (исключая Ивана IV). Петр был не только царь, он был двигателем и орудием преобразования российского общества. Своей личной жизнью он придал самодержавию новый характер и, в этом смысле, определил весь последующий ход нашей истории, внес навеки в наш государственный устав мысль о том, что власть «есть труд, подвиг, служба России». Он укрепил царскую власть, поднял ее и придал ей высокое нравственное и "народное значение». В этом Кавелин видел величайшую заслугу Петра.

Личность. Вместе с развитием внутреннего быта и государства Кавелин рассматривал и другой, по его мнению, важнейший элемент жизни народа - личностное начало. «Я беру личность, - писал он, - в самом простом, обиходном смысле, как ясное сознание своего общественного положения и призвания, своих внешних прав и внешних обязанностей, как разумное постановление ближайших практических целей такое же разумное и настойчивое их преследование»1. Если быт определяет содержание общественного развития, утверждал он, то "двигает" его личность. «Стремление человека к полному, всестороннему, нравственному и физическому развитию и есть движущее начало и причина причин реформ и переворотов».2 Уровень ее развития соответствующим образом сказывается на самом обществе. Он с сожалением констатировал, что русская история началась с совершенного отсутствия личностного начала. Но, утверждал Кавелин, «если мы народ европейский и способны к развитию, то у нас должно было обнаружиться стремление к индивидуальности, высвободиться из-под давящего его гнета; индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития, без нее не немыслим человеческий быт»3. Переход от естественного союза людей к сознательному их образованию делали неизбежным развитие личности.

Истоки появления личности на Руси, Кавелин относил ко времени принятия Русью Православия. Однако, ни родственный быт, ни вотчинные отношения не позволяли личности проявить себя. Первые зачатки ее проявления относятся только ко времени Московского государства. Но быт его, в частности, всеобщее закрепощение, делали невозможным какие-либо действия индивидуальности. Поэтому пробуждение личного начала к нравственному и духовному развитию, полагал Кавелин, началось только в начале ХУШ в. под влиянием внешних обстоятельств и только в высших слоях. Петр – «первая свободная великорусская личность со всеми характеристическими чертами: практичность, смелость, широта… и со всеми недостатками». Частная жизнь и государственная деятельность Петра 1 есть «первая фаза осуществления личности в истории». Отсюда и оценка Кавелиным петровской эпохи в целом и самого преобразователя, который действуя во всех отношениях в связи с потребностями и возможностями своего времени, поставил развитие начала личной свободы как требование, которое должно быть осуществлено в действительности. Эту задачу русское общество решало в ХVIII и первой половине XIX в.

Россия-Запад . Уяснив для себя смысл русской истории, Кавелин определил и свой взгляд на отношения России с Западной Европой. В основе решения вопроса лежат представления ученого о единстве исторического процесса, которое обусловлено первую очередь единством целей всех народов, определенной Христианством, и общие законы развития человеческого общества, однако, «предполагающее различия в качественной своей основе». Цель эта состоит в утверждении достоинства человека и всестороннем его развитии, в первую очередь, духовном. Но пути достижения этих целей различны. Они определяются конкретными обстоятельствами: внутренним их первоначальным бытом, географическими условиями, культурным влиянием других народов и т.п. Поэтому, делал вывод Кавелин, сравнение исторической жизни народов затруднено, так как история каждого народа имеет свои качественные характеристики. Сравнение событий и процессов, происходящих в Европе и на Руси может показать только их «совершенную противоположность». Кавелин сосредоточивал внимание на качественных характеристиках тех факторов, под влиянием которых происходило развитие русского народа. В первую очередь, как говорилось выше, речь шла о внутреннем быте. Кавелин, подобно другим ученым, указывал на такую особенность россиян как принятие христианской веры восточного вероисповедания. Православие не только способствовало выработке национального самосознания, но и стало «выражением нашего государственного единства». Вера и церковь на Руси получили характер государственного и политического учреждения.

Другую особенность Кавелин видел в постоянном расселении великороссов, колонизации ими северных земель, начало которой он относил к XI-XII в. За 700 лет были освоены огромные пространства и создано государство. Кроме этого, отличительной чертой русской истории было то, что Россия не подверглась влиянию завоевателей. Она также не имел в своем распоряжении наследия культурных, просвещенных народов. «Мы осуждены были жить своим умом», делал вывод Кавелин. Вce это не способствовало быстрому достижению общей цели - развитию личности, выработке норм гражданской жизни. Чрезвычайная замедленность этого процесса являлась особенностью русской истории и, в конечном итоге, перед россиянами и народами Западной Европы встали разные задачи. Вторым предстояло развить личность, а первым – создать. Этот вывод раскрывал положение Кавелина «о совершенной противоположности истории России истории западных государств». Эта позиция проявилась у него в 40-е годы, что, видимо, дало основание для Корсакова говорить о том, что Кавелин «вполне западником не был». С другой стороны, утверждение личностного начала в эпоху Петра I позволило ему сделать вывод о том, что Россия «исчерпав все свои исключительно национальны элементы, вошла в жизнь общечеловеческую».

Подтверждая свой тезис, что ключ к русской истории находится в ней самой, Кавелин предостерегал от необдуманного перенесения каких-либо западноевропейских образцов жизни на русскую почву. «Принимая из Европы, без критической проверки выводы, сделанные ею для себя из своей жизни, наблюдений и опытов, мы воображаем, будто имеем перед собой чистую, беспримесную научную истину, всеобщую, объективную и неизменную, и тем парализуем собственную деятельность в самом корне, прежде, чем она успела начаться. Еще недавно мы точно также относились к европейским учреждениям, пока наконец, опытом не убедились, что обычаи и учреждения всегда и везде носят на себе отпечаток страны, где они образовались, и живые следы ее истории»1.

Итог развития России Кавелин видит в создании гражданского общества, выработке почвы для нравственного развития свободной личности. Что принесет России новый период и что она внесет в сокровищницу всемирной истории покажет будущее, заключал он.

Теория исторического процесса, сформулированная Кавелиным представляет стройную картину развития русской общественной жизни, проникнутую единым началом. Государства есть результат исторического развития, высшая форма общественного образования, при которой создаются условия для духовного и нравственного развития всего общества.

В построении cвоей теории Кавелин опирался на достижения современной ему западноевропейской истории и традиции отечественной историческою мысли. В основе ее лежали идеи о развитии как необходимом последовательном переходе от одной стадии развития к другой более высокой, об обусловленности исторического процесса в первую очередь внутренними источниками. Он утверждал мысль об органичности, плавности развития, постепенном возрастании нового в старом и отрицании последнего первыми.

Кавелин утвердил в отечественной историографии представление об исторической науке как науке самопознания как необходимом условии духовного развития общества. Поставив главной ее задачей изучение истории государства, его правовых норм и институтов, он впервые попытался решить вопрос о роли личности, индивидууме как субъекте, основе развития общества. Кавелин выступал как сторонник более тесной связи с Европой, однако заявляя, что "каждый мыслящий человек, принимающий к сердцу интересы своей Родины, не может не чувствовать себя наполовину славянофилом, наполовину западником".

Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) - теоретик «государственной школы», известный общественный деятель, публицист. В 1849 г. окончил юридический факультет Московского университета. Большое влияние на становление его мировоззрения и исторические взгляды оказали Т.Н.Грановский, И.Д.Кавелин.

Он основательно изучал гегелевскую философию и увлекся "новым миросозерцанием", раскрывшим ему "в удивительной гармонии верховные начала бытия". Знакомство с памятниками старины приучило Чичерина "рыться в источниках и видеть в них первое основание серьезного изучения науки".

В 1861 г. Чичерин был избран профессором по кафедре государственного права Московского университета. В 1866 г. он ушел из университета в знак протеста против нарушения принятого в 1863 г. университетского устава. Свое внимание Чичерин сосредоточил на научной работой, сделав ее главным занятием своей жизни. В 1893 г. он был избран почетным членом Петербургской Академии наук.

Сочетание научной и общественно-политической деятельности было характерной чертой жизни и творчества Чичерина. Современность и история шли у него рядом. "Только изучение прошедшего, - писал он, - дает нам ключ к уразумению настоящего, а вместе и возможность прозревать будущее".

Главное место в творчестве Чичерина занимали труды по отечественной истории. Особое внимание он уделял вопросам происхождения и развития государства, истории правовых и общественных институтов, взаимоотношениям государства и общества, власти и закона. Они получили освещение в его диссертации, в работах "О народном представительстве", «Духовные и договорные грамоты», в многочисленных статьях и публицистических произведениях. Он был одним из первых ученых России, обратившихся к теоретическим проблемам социологии и политики, что нашло отражение в его работах 80-90-х годов.

Теория русской истории. История человечества есть для него история развития "духа", реализуемого в частных стремлениях отдельного человека и общих нормах общественной жизни. Реальный исторический процесс Чичерин представлял как смену общественных союзов, постепенно возводящих человеческое общество к установлению "нравственно-юридически целого", то есть государства. Формы общественных союзов отражали соотношение на том или ином историческом этапе общего начала и личностного.

Чичерин выделял три ступени в развитии общества. Первая – патриархальный быт, в основе его кровное родство. Развитие личности постепенно привело к потере значения кровных связей Вторая ступень - гражданское общество (средние века). Оно основывается на началах свободы личности и частного права. Но "личность во всей ее случайности, свободе, во всей ее необузданности" привела к господству силы, неравенству, междоусобиям, которая подрывала само существование союза. Это сделало необходимым установление нового порядка - высшей форме общественного союза - государства. "Только в государстве может развиться и разумная свобода, и нравственная личность", подчеркивал Чичерин. Только оно способно свести к единству разрозненные элементы, прекратить борьбу, поставит каждого на свое место и таким образом водворить внутренний мир и порядок. Такова, делал вывод Чичерин, диалектика развития общественных элементов.

Эти представления о развитии человеческого общества являлись для Чичерина основой рассмотрения и истории России, как одного из проявлений общей истории человечества. Ей присущи все основные элементы, из которых слагается общество, она проходит те же стадии развития. Однако, в России они имеют свои особенности, являющиеся следствием условий, в которых совершается ее история.

В первую очередь Чичерин обращал внимание на специфику природно-географических условий: безграничные степные пространства, отсутствие естественных преград, однообразие природы, малочисленность населения, рассеянность его по равнине. Под влиянием этих условий сформировался характер народа. Достаточно благоприятные условия жизни не вызывали «деятельность и напряжение умственных и физических сил», не способствовали развитию различных сторон человеческого духа, науки, промышленности. Рассеиваясь в пространстве, русский народ был лишен «внутреннего средоточия», не имел своего центра, что лишало его возможности на собственной основе достичь государственного единства.

Во-вторых, восточные славяне не имели такого источника развития правовых и гражданских институтов как Западная Европа в лице Рима. Они были оторваны от древнего образованного общества. Однако, русский народ, при всех своих особенностях, принадлежит, утверждал Чичерин, к семье народов европейских. Он развивался параллельно с ними, по одним и тем же началам жизни. Различия в истории западных народов и России проявлялись в путях и формах перехода с одной ступени на другую.

Патриархальный быт был поколеблен в результате воздействия внешних сил, призвания варягов. Варяжская установила новый порядок. Ослабление родовых связей выдвинуло на первых план имущественный интерес. Каждый князь стремился к умножению своих сил. Это привело к распадению Руси на мелкие княжества. Установилась удельная система.

Государство и на Западе и в России появилось одновременно, при переходе от средних веков к новому времени. Большую роль в образовании государства Чичерин отводил внешнему фактору, татаро-монгольскому игу, которое приучило, по его мнению, народ к покорности и тем способствовало установлению единой, централизованной власти. В результате, государство образовалось «сверху» действиями правительства, а не самостоятельными усилиями граждан. Однако все предшествующие эпохи в развитии общества имели «одну цель, одну задачу - устройство государства».

Чичерин подчеркивал два процесса в образовании государства на Руси: приведение в статическое состояние народа, собирание земли и сосредоточение власти в руках князя. Эти процессы он прослеживал по договорным и духовным грамотам великих и удельных князей. Первыми осели князья, считал он, постепенно они покорили кочующие элементы. Князья «сделались образователями и строителями русской земли». Иван 1У, писал Чичерин, должен был вооружиться всею яростью грозного венценосца, Борис Годунов должен был употребить весь разум хитрого политика, чтобы обуздать разгул кочевой жизни. «Нашествие иноплеменников переполнило чашу терпения…, - писал он, - народ восстал… выгнал поляков и выбрал себе царя», предоставив ему дальнейшую судьбу свою.

Исходя из понимания, что новый порядок пробивается сквозь старые нормы жизни, Чичерин пытался проследить процесс становления новых норм жизни. В результате постепенного разрушение понятия старшинства, исчезновения понятия об общей родовой собственности, преобладающее значение получала собственность каждого члена рода. Земля делилась на основании частного права. Каждый князь стремился к увеличению своих владений. Отсюда постоянные столкновения между ними. Первым признаком нового порядка явилось понимание великим князем необходимости усиления наследника, старшего сына. Так при Василии Васильевиче старший сын получил больше владений. Получивший силу стал покорять более слабых. Этим путем начали собираться раздробленные массы и создаваться «единое тело», с одним главою, ставшим единодержавным правителем. Таким образом, крайнее развитие личного начала привело к водворению начал государства, то есть перевело территориальное значение великокняжеского достоинства в значение личное, династическое.

При Иване Ш эти стремления усилились. Окончательное торжество государственных отношений определено было в духовной грамоте Ивана 1У. Он благословил старшего сына своим царством, прекратил раздел земель, записал обязанности князей, и, наконец, заявил о совершенном уничтожении всякой самостоятельности удельныx князей. Они стали подданными царя. Царство русское стало единой неразделенной землею, в которой частный порядок наследования уже не имел места.

Государство и общество. Подобно Кавелину Чичерин утверждал, что государственная власть в лице государя, олицетворявшая в себе общественное начало, соединила разрозненных сил общества, сомкнула разобщенные общественные элементы в сословия и местные союзы, подчинила их государственному порядку. Сделано это было не путем определения прав их, а путем наложения на них обязанностей, государственного тягла. «Все равно должны были всю жизнь служить государству... Каждый на своем месте: служилые люди на поле брани и в делах гражданских, тяглые люди - посадские и крестьяне - отправлением разных служб, податей и повинностей, крестьяне служили своему вотчиннику, который только с их помощью получал возможность исправлять свою службу государству».1 Это было, писал Чичерин, не укрепление одного сословия, а всех сословий в совокупности, это было государственное тягло, положенное на всякого, кто бы он ни был. Такие отношения окончательно оформились при Петре 1. С укреплением государственной власти появилась возможность

освободить сословия от наложенного на них тягла. Этот процесс начался, по мнению Чичерина, во второй половине ХУШ в. В его время пришла очередь освободить крестьян.

Государственная власть, по мнению Чичерина, не только являлась создателем сословий в России и их корпоративных организаций, но и современной ему сельской общины. В статье "Обзор исторического развития сельской общины", "Еще раз о сельской общине (ответ г.Беляеву)» он обращал внимание на то, что сельская община развивалась по тем же началам, по каким развивался и весь общественный и государственный быт России. Поэтому для выяснения ее состояния в современную ему эпоху Чичерин считал необходимым вникнуть в основы гражданского быта, исследовать ее происхождение и коренные начала, то есть изучить ее исторически.

Потребностей государства, по мнению Чичерина, определили в России появление земского представительства. Оно наложено было действиями сверху, механически, а не выросло органически, как плод внутреннего развития общества. Он одним из первых в русской историографии рассмотрел развитие земского представительства в связи с общим ходом исторического развития России. Обращаясь к современному положению этих органов, Чичерин считал, что Земские соборы исчезли, причем не в следствие сословной розни и опасения монархов, а просто в следствии внутреннего «ничтожества».

Соединяя население в прочные союзы, заставляя его служить общественным интересам, государство, полагал Чичерин, тем самым формировало и сам народ. Только в государстве «неопределенная народность, которая выражается преимущественно в языке, собирается в единое тело, получает единое отечество, становится народом». При этом и народ и государство имеют каждый свое назначение, свою самостоятельность. Народ "живет и действует, рождая из себя разнообразные стремления, потребности, интеpecы». Он составляет государственное тело. Государство устанавливает в обществе согласие, побуждает народ к совокупным действиям во благо общества. Оно есть "глава и распорядитель». Только в государстве оценивают, считал Чичерин, заслуги, оказанные личностью обществу, возвышается внутреннее достоинство человека. Он становится деятельным общественным фактором и может достигнуть полного развития своих интересов. Личность имеет возможность проявить себя. Государственная власть соединяет общие воли и частные устремления, в нем достигаются условия для развития разумной свободы, нравственной личности.

Все это и определило в концепции Чичерина особую роль государства в русской жизни. Образование его «есть поворотная точка в русской истории. Отсюда она неудержимым потоком, в стройном развитии является до нашего времени». На вершине его стояла сильная самодержавная власть, которая давала государству единство и направляла общественные силы. Постепенно, с умножением правительственных средств, власть становилась все сильнее. В Европе нет народа, писал Чичерин, у которого «правительство было бы сильнее, чем у нас».

Чичерин выделял два этапа в развитии государства. Первый - централизация всей общественной жизни, сосредоточение всей власти в руках правительства. Народный элемент отходит на задний план. Правительство усиливается. В обществе появляются различия между законодательством и исполнением. В его время правительственная деятельность, считал он, достигла «нетерпимой крайности». Процесс государственной организации совершился: «управление... пустило свои ветви по всем областям, a централизация увенчала все здание и сделалась его покорным орудием единой воли... Правительство сделалось всеобъемлющим, господствующим всюду…а народ все более бледнел и исчезал перед ним»1. Следствием этого стало «всеобщее растление государственного организма»: развитие чинопочитания бюрократии, замена способных людей, «умножение письменности, которая стала на место настоящего дела», официальная ложь, взяточничество. Россия достигло критического момента в исторической жизни. Возникла историческая необходимость освободить из-под государственной опеки все общественные элементы, и прежде всего, освободить и допустить к самостоятельной деятельности «народный элемент». Это явится основой, утверждал Чичерин, переходом ко второму этапу - либерализации, то есть достижение единения всех общественных и государственных элементов. «Нам нужна свобода!», - писал Чичерин, ясно выражая свою политическую позицию, свобода совести, общественного мнения, книгопечатания, преподавания, публичности всех правительственных действий, гласности судопроизводства. Одним из величайших зол он полагал крепостное право. Несмотря на увлечение либеральными идеями, Чичерин связывал возможность их достижения с отдаленным будущим, предпочитая «честное самодержавие несостоятельному правительству».

Принципы изучения истории . Таким образом основу исторической концепции Чичерина составило положение об общности мирового исторического процесса, в основании которого лежат единые цели и общие законы. Это привело его к признанию принципиального единства русской и западноевропейской истории. Россия страна европейская, утверждал он, которая развивается, как и другие под влиянием одних и тех же сил. В соответствии с основными социологическими законами она прошла путь от родового строя, к свободе личности в гражданском обществе и к государству.

Чичерин исходил также из того, что, как и у каждого европейского народа при общих жизненных условиях есть свои особенности, то тем более имеет их Россия. Один народ может развивать преимущественно одну форму быта, другой - другую. Один может иметь более богатое содержание, другой беднее. Один прошел несколько ступеней, другой остановился на одной и не был в силах достигнуть высшего развития.

Одним из законов развития Чичерин полагал постепенность происходящих в истории процессов. Прослеживая процесс образования государства он исходил из того, что каждая новая ступень является следствием развития предыдущей. С появлением гражданского общества кровные связи не исчезают полностью, а входят в него, как один из составляющих элементом. Государство, в свою очередь, нe уничтожает все элементы гражданского общества. Люди остаются со своими частными интересами, со своими нравами и отношениями родственными, имущественными, договорными, наследственными. Чичерин подчеркивал сложность исторического процесса. Направление его может изменяться, отклоняться в сторону, но характер движения один. В основе движения личные и общественные интересы. Противоречия, возникающие между ними являются побудительной причиной изменений в общественном организме.

В целом, ученый придерживался в своих подходах к изучению и осмыслению прошлого идей философии истории Гегеля. Но вместе с тем он отмечал и некоторые черты ее ограниченности. Эта философия, писал он, достигла высших пределов умозрения охватывая весь мир и все явления. Она подвела их под свою точку зрения, нанизывая факты на «нить ложных выводов», насильно подводя их под логические формулы. Порочность этого пути доказывается при углублении в действительность, при соприкосновении с реальным миром. Историческая же наука должна основываться на добросовестном всестороннем изучении фактов, анализе всех сторон общественной жизни. 0сновательно изучать факты и выводить из них точные заключения – таков был историческая метода в определении Чичерина. Постепенный переход от частного к общему, от явления к законам и началам, им присущим, по мнению Чичерина, придает науке точность и достоверность. Научное знание - знание разума. Оно ничего не принимает на веру, все подвергает строгой критике разума. Цель ее, определял Чичерин, выработка непреложных начал истины, твердого взгляда на отношение мысли и знания, установления грани между внутренними и внешними сторонами человеческой жизни. Такое понимание задач исследования и отношение к изучаемому предмету представляло возможность для ученого выйти за рамки гегелевского отношения к истории. Историческая наука должна стоять на твердой почве, но изменения в общественной мысли приводят к тому, что меняются и научные точки зрения.

Признав государство высшей формой общественного развития и его определяющей роли в русской истории, в формировании русского народа, а в качестве основного предмета исторического исследования государственные правовые и общественные институты, Чичерин определил основные элементы и дал теоретическое обоснование исторической концепции государственной школы, ставшей одним из основных достижений отечественной историографии Х1Х в.

Ко второму поколению представителей государственной школы современная историография относит профессор Московского и Санкт-Петербургского университетов Василия Ивановича Сергеевича (1832-1910), автора работ о земских соборах, удельно-вечевой Руси Х1У в. и других. Также как и другие государственники приоритет в развитии общества он отводил государству. Исторические явления и общественные отношения рассматривал в их правовом содержании. Он развил выдвинутую Чичериным теорию договорных отношений, которые определяли в Древней Руси (Древнерусское государство -результат договора между князем и народными представителями) и в последующие века все стороны государственной и общественной жизни России. Родовых связей господствовали вплоть до Х1У в.. Этим он объяснял и раздробленность Руси. Сосредоточение верховной власти в руках одного лица постепенно привели к замене договоров указами царя. Через призму правовых установок Сергеевич рассматривал и вопросы о сословном разделении общества, обязанностях их по отношению к государству, присоединяясь «теории закрепощения сословий». В каждую эпоху, отмечал Сергеевич, право имело свои особенные черты, отражающие дух эпохи. Через право он пытался оценить и осмыслить все исторические события. Собственно поэтому история права и была для него историей России.

Формировались взгляды Сергеевича под влиянием позитивистской теории. В работе «Задачи и методы государственной науки» (1871 г.) он отверг метафизический взгляд на прошлое своих предшественников, воспринял положение позитивистов о единстве человеческого общества и мира природы. Отказавшись от широких обобщений и сосредотв внимание на установлении исторических фактов, Сергеевич однако не отказался от попыток объяснения и поиска смысла истории.

Основные подходы по изучению русской истории Чичерина разделял А.Д.Градовский (1841-1889), известный своими работами в области истории и теории права древней Руси и европейских стран. Основным предметом его изучения была история местного самоуправления в России в ХУ1-ХУП в., деятельность Сената, Верховного тайного совета, административные преобразования Екатерины П и Александра 1.

Отмечают близость к государственной школе Ф.И.Леонтович (1833-1911), изучавшего законодательство о крестьянах ХУ-ХУ1 в., историков русского государственного права И.Е.Андреевского , и других.

Некоторые аспекты концепции истории России, сформулированные учеными государственной школы получили свое развитие и в трудах многих историков конца XIX-начала XX в. Сегодня наши современники снова обращаются к ним.

Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879). Вся жизнь научная и педагогическая деятельность Соловьева связана с Московским университетом. В 1845 г. он защитил магистерскую диссертацию, через год - докторскую и стал профессором, заведующим кафедрой русской истории. В 1864 – 1870 г. Соловьев избирался деканом историко-филологического факультета, в 1876-1877 г. ректором университета. В 1872 г. он был избран действительным членом Петербургской академии наук.

В своих политических убеждениях Соловьев, по его выражению, был «очень умерен». Он был сторонником сильной государственной власти, которая и должна была произвести необходимые реформы в стране. «Преобразования проводятся успешно Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Людовики ХУ1-е и Александры П-е. Преобразователь вроде Петра Великого при самом крутом спуске держит лошадей в сильной руке – и экипаж безопасен; но преобразователи второго рода пустят лошадей во всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют и потому экипажу предстоит погибнуть»1

Соловьев рано проявил интерес к истории: «Я родился историком», говорил он. На вопрос Погодина Соловьеву-студенту «Чем Вы особенно занимаетесь?» он отвечал: «Всем русским, русской историей, русским языком, историей русской литературы».

«В изучении историческом я бросался в разные стороны, - сообщал он о себе, - читал Гиббона, Вико, Сисмонди; не помню, когда именно попалось мне в руки Эверсово «Древнейшее право руссов», эта книга составляет эпоху в моей умственной жизни, ибо у Карамзина я набирал только факты, Карамзин ударил только на мои чувства, Эверс ударил на мысль, он заставил думать над русской историей»1. Он слушал лекции М.П.Погодина, С.П.Шевырева, Н.И.Давыдова, М.Т.Грановского. Соловьев был хорошо знаком с трудами немецких ученых – Шеллинга, Гегеля, историка Ранке, Г.Бокля и другими. Будучи в качестве учителя в семье Строганова за границей он слушал лекции Мишле, Гизо, последнего ставил выше всех в европейской историографии Х1Х в. Соловьев обладал исключительной эрудицией.

Теория. Методы исследования . Основные моменты своей исторической концепции и свой основной интерес Соловьев определил еще в диссертациях – изучение отношений между князьями, между князьями и дружиной, с соседними странами, между государством и народом.

Если иметь в виду, что, по определению Ключевского, в жизни ученого «главные биографические факты – книги, важные события – мысли», то относительно первого это вылилось у Соловьевав в написание 29 томной «Истории Российской с древнейших времен». (1851 – 1879); большого количества статей по русской и всеобщей истории, серий статей по русской историографии ХУШ-Х1Х в., учебных пособий многочисленных рецензий и т.п. Что касается мысли, то главное, - создание органической концепции истории России. В основе ее лежали идеи философии истории Гегеля. Но по справедливому мнению многих современных исследователей творчества Соловьева, в процессе их практического применения к изучению русской истории и решению стоящих перед исторической наукой задач, теоретические положения немецкой философии претерпели значительные изменения. Не отвечали они и религиозным чувствам историка.

Уже в первой, еще студенческом сочинении «Философские взгляды на историю России», затем в двух диссертациях, в работах «Исторические письма», «Наблюдения над исторической жизнью народов», «Публичные чтения о Петре Великом» и других он определил основные теоретические положения своей исторической концепции.

Сущность теории органического развития Соловьева составляли представления о единстве исторического процесса, его внутренней обусловленности, закономерном и поступательно-прогрессивном характере развития.

Народы, писал он, живут, развиваются по известным законам, «как все органическое, проходят одинаково через известные видоизменения бытия, родятся, растут, дряхлеют, умирают»1. Все народы проходят через два периода или возраста. Первый период – «религиозный», период господства чувств, разгула страстей, сильных движений, подвигов, творчества, создания крепких сильных государств. Второй период – зрелый, период господства мысли, когда место религии занимает философия, развивается просвещение, науки, народ мужает, появляется «сознание народа о собственной судьбе». Время перехода во второй период на Западе Соловьев связывает с эпохой Возрождения, в России - с деятельностью Петра 1. Так же все народы от родовых отношений переходят к государственным.

Целью жизни человечества, писал историк, является воплощение в жизни народов идеалов христианства, справедливости и добра. Но христианство поставило такие высокие требования, которые «человечество по слабости своих средств удовлетворить не может, если бы удовлетворило, то прекратилось бы само движение». В этом собственно, по Соловьеву, заключается прогресс, т.е. движет обществом не абсолютная идея Гегеля, а идеалы христианства. Прогрессивно-поступательное развитие закон исторической жизни.

Соловьев понимает прогресс как эволюцию, постепенное совершенствование, переход от низших форм к высшим. Историк имеет дело не с абсолютным прогрессом, считал он, а с развитием, при котором «с приобретением или усилением одного начала, одних способностей, утрачиваются или слабеют другие». В процессе этого движения не исключается борьба. В истории России он наблюдает борьбу родовых и государственных начал, «старых» и «новых» городов, леса со степью. Но при этом, заключает он, «народы в своей истории не делают прыжков», а если они и происходят, то это нарушение нормального хода истории, ее «болезненные припадки». Болезни накапливаются в следствие «застоя, односторонности, исключительности одного известного направления». Пример этого он видел во Французской революции, представляющей собой «печальный момент» в истории Франции. Необходима «спокойная, постепенная революция сверху». Пример в истории России он видит в реформах Петра 1.

Законы развития, писал Соловьев, для всех народов одинаковые. Разница происходит от более или менее благоприятных условий, ускоряющих или замедляющих развитие. Таковыми по его определению, являются природно-географические условия жизни народа, характер племени (народа) и внешние события, отношения с другими народами. Определение этих условий, факторов развития не является новым в отечественной историографии, но Соловьев углубляет их содержание, опираясь на анализ конкретных исторических явлений. Качественные различия этих факторов вносят разнообразие в исторический процесс, определяют специфику развития отдельных народов.

Природу страны он рассматривал как исходный фактор, влияющий на занятия населения, обычаи, нравы, психологию людей. В России, писал он, однообразие природных форм ведет народонаселение к однообразным занятиям, однообразие занятий определили однообразие потребностей, обычаев, нравов, верований; что исключало враждебные столкновения. С природными условиями Соловьев связывает и другие общественные процессы в России. Так, обширность территории не привязывало население к месту, не создавало оседлости. Отсюда долгий процесс перемещения, расселения, колонизации, «жидкое» состояние населения. Но, заключал Соловьев, как бы не были обширна территория, как бы не было вначале «разноплеменно» население России, рано или поздно все области стали единым государством, ибо цель у народа одна и следовательно одинаковы средства ее удовлетворения. Природно-географические условия России определили темпы исторического процесса, но не его характер.

Соловьев отмечал, что влияние природного фактора на разных этапах истории не одинаково.. Народ несет в самом себе способность подчиняться и не подчиняться природным влияниям. Влияние природных условий на жизнь народа более сильно «во времена младенчества», но с развитием его духовных сил, под влиянием народной деятельности природные условия могут меняться. Решение этой проблемы Соловьев связывал с фактором «природы племени», особенностями славянских народов: «В сильной природе этого племени лежали возможности преодоления всех препятствий, представленных природой-мачехой»1. Неблагоприятные условия были преодолены благодаря особенным свойствам славянской натуры, как натуры деятельной, энергичной, упорной.

Большую роль в историческом процессе Соловьев отводил ходу внешних событий и взаимодействию народов. Народы, живущие вне общения с другими народами, обречены на застой. Только в обществе других народов можно, считал он, развивать свои силы, может познать себя. Самым сильным развитием отличаются народы, которые находятся в постоянном общении. Таковыми являлись, по Соловьеву, европейские, христианские народы.

Соловьев требовал совокупного учета всех факторов. Разностью их качественного содержания объяснял различия, особенности в исторической жизни народов. Влияние совокупности факторов в истории России (природные условия, отсутствие выхода к морю, постоянная борьба с кочевниками), отмечал он, привело к тому, что она задержалась в своем развитии и вступила в возраст мысли на 200 лет позднее европейских стран. Но русские, будучи народом способным к развитию, народом европейским, христианским имеют возможности преодолеть эту задержку и догнать другие народы.

Признание Соловьевым общих законов исторического развития позволило ему включить русского народа, историю России в состав европейских народов и их историю. Тем самым он ввел в гегелевскую философию новый элемент – русский народ, народ арийский, способный преодолеть неблагоприятные условия своей жизни, народ исторический.

Все это определило конкретные задачи, поставленные Соловьевым перед историческим исследованием и принципы изучения прошлого.

Основные принципы изучения истории Соловьев определил в предисловии к своей «Истории российской»: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи события и подчинить внешнему влиянию…»1. Только выяснив характер каждой эпохи, постепенный ход истории, связь событий, естественный выход одних явлений из других историк, писал он, может соединить разрозненные части в одно органическое целое и ответить на вопросы современного ему общества и историческая наука станет наукой народного самопознания.

Такое понимание задач исторической науки определило другой важнейший принцип изучения прошлого – историзм, стремление соотнести жизнь народа с возрастом и условиями его жизни. Именно историзм является сильнейшей стороной научной концепции Соловьева. Он предупреждал о недопустимости перенесения современных понятий на толкование древностей. В интересах данной минуты историк может стараться исказить исторические явления. Ее указаниями хотят осветить свои мнения, ищут в истории только то, что им нужно. История, предупреждал он, это - свидетель, от которого зависит решение дела и понятно стремление подкупить этого свидетеля, заставить его говорить только то, что нужно.

Взгляд ученого должен быть по возможности всесторонним. Дискуссии, подчеркивал Соловьев, возникают в связи с тем, что ученые смотрят на разные стороны явления и «не догадываются соединить свои взгляды, дополнить друг друга». Соловьев – человек науки, о чем свидетельствует все его творчество. Но он отводил и должную область чувству, религиозной вере, умел определить границы области знания и области веры.

Народ – государство- личность . Главное в истории, заявлял Соловьев, народные массы. Русский народ – великий народ, живущий долгой и славной жизнью и чувствующий в себе способность к ее продолжению. Народ сильный, умевший, несмотря на разбросанность собраться и «стать как один человек», когда беды грозили стране. Ни один народ, по Соловьеву, не мог представить «такого великого многостороннего преобразования», которое было совершено реформами Петра 1.

Соловьев возражал против противопоставления народа и государства, как это делали некоторые славянофилы. Одновременно для него было неприемлемым и признание полного подчинения народа государством, подобно тому, как это было у Чичерина. Он утверждал, что между народом и государством существует органическая связь: в основе государства лежит «духовный строй народа», в свою очередь государство формирует строй жизни, дух народа. Оно «есть необходимая форма для народа, который не мыслим без государство». Историк, имеющий на первом плане государственную жизнь, писал ученый, на том же плане имеет и народную жизнь, ибо отделить их нельзя. Так народные бедствия имеют влияние на государственные дела. Расстройств в государственной машине, что вредным образом действует на народную жизнь. Главная задача истории изучать историю народа и особенно государства, поскольку в России в силу громадности территории, разбросанности населения, слабости внутренних связей, недостатке сознания общих интересов ему принадлежала определяющая роль в русской истории, с отличительным признаком – крепким самодержавием.

Однако история, заявлял далее Соловьев, не имеет возможности иметь дело с народными массами. Он имеет дело с их представителями, даже и тогда, когда народные массы приходят в движение. «Самый лучший, самый богатый материал для изучения народной жизни», - по мнению Соловьева, находится в деятельности правительства и правителей. Правительство, какая бы не была его форма, «представляет свой народ; в нем народ олицетворяется, и потому оно было, есть и будет всегда на первом плане для историка». Поэтому на первом плане у него ее вожди, которые благодаря своим действиям становятся доступными для историка. Однако Соловьев не принимал утверждения, что история твориться по капризу отдельных личностей. «Произвол одного лица как бы сильно это лицо не было, - писал ученый, - не может изменить течение народной жизни, выбить народ из его колеи». Сами же действия правительственных лиц обусловлены состоянием общества, условиями своего времени. Великий человек, а это, по мнению Соловьева, может быть монарх, ораторы, вождь партий, министр, является «сыном своего времени, своего народа…, он высоко поднимается, как представитель своего народа в известное время, носитель и выразитель народной мысли; деятельность его получает высокое значение, как удовлетворяющая сильной потребности народной, выводящей народ на новую дорогу, необходимую для продолжения его исторической жизни»1.

Великий человек делает только то, на что способен народ, на что даны ему средства. Он не может чувствовать и сознавать того. что не чувствует и не делает сам народ, к чему не подготовлен предшествующей историей. Если это происходит, то являются Петры Великие: «народ осознал…, народ собрался в дорогу. Ждали вождя».

Сознавая значение деятельности великой личности мы сознаем значение народа, делал вывод Соловьев. Великий человек своей деятельностью воздвигает памятник своему народу. При этом личность должна иметь известную и значительную долю самостоятельности и свободы. Подлинная свободы личности, утверждал Соловьев, нравственна и религиозна. Обращаясь к современности Соловьев отмечал односторонность, узость, мелкость взглядов, которые наводнили общество. Человек «перестал верить в свое духовное начало, в его вечность, верить в свое собственное достоинство.

«История России с древнейших времен». В ней он представил наиболее цельную концепцию русской истории. Это самый больший обобщающий труд в отечественной историографии. События охватывают время с древнейших времен до 1775 г.

«Вооружившись приемами и задачами, - писал Ключевский, - выработанными в исторической науке первой половины нашего века, он первый посмотрел всю массу исторического материала, оставшегося от жизни русского народа с половины Х1 до последней четверти ХУШ в., связал одной мыслью разорванные лоскуты исторических памятников»1.

Начав писать «Историю» Соловьев уже достаточно ясно представлял процесс исторической жизни. В «Отчете о состоянии и действиях в 1845/46 г. в Московском университет» Соловьев писал о том, что в лекциях особенно обращает внимание на родовой быт и постепенный переход его в быт государственный. Впервые в диссертации об отношениях князей Рюрикова дома он изобразил, как из одного начала в виде непрерывного процесса вытекал ряд форм политического быта, как из отношений, основанных на понятиях общности, неразделенности владений, постепенно складывались понятие об отдельной княжеской собственности.

Изучая отдельные, даже небольшие явления русской истории, Соловьев не терял из вида общие закономерности, обращал внимание на то, каким образом при внешнем делении сохраняются внутренние связи, как они постепенно укрепляются единство государственное. Он пытался следить за ростом государства вместе с развитием народа. Главным для Соловьева было воспроизвести движение общества, основанного на родовых началах, к государственным и доказать благодетельную, решающую роль государства в историческом процессе, внутреннюю обусловленность и закономерность происходящих процессов.

В процессе подготовки «Истории» им были изучены практически все изданные памятники по русской истории - летописи, законодательные акты. литературные памятник, шире использовал географические данные. Он, по выражению Богословского, «спускался в рудники и долгие годы с неизменной аккуратностью ежедневно появлялся то в том, то в другом архиве с неумолимой энергией извлекая все новые и новые сокровища»1. Особенно следует отметить включение им в историческую науку источников по истории ХУШ в. Никто глубже его, отмечал Ключевский, не проникал в наиболее скрытые ее течения. Поражает фактическая полнота истории, она превосходит все, что было сделано ранее в отечественной исторической науке.

Русская история традиционно открывалась Соловьевым описание призванием иноземных князей для установления единой власти. Определяя отношения между призванным (правительственным) началом и призвавшим его племенем, он считал, что этим нанесен первый удар по родовым отношениям, однако они не исчезли. Киевскую Русь он полагал считать можно государством лишь условно, так как в основании ее родовые отношения. Князья считали все русские земли общим неразделимым владением своего рода. Передвижка князей, несмотря на все споры между ними, вовлекала их в общую жизнь, сохраняла сознание неразделенности, единстве государства. Соловьев отверг мнение о каком-либо серьезном влиянии норманнов и не связывал создание государства с их призванием. Государство, доказывал историк, возникло на определенном этапе исторического развития и обусловлено внутренней жизнью

Начало перелома в отношении родовых и государственных отношений Соловьев относит ко второй половине ХП в. (от Андрея Боголюбского до Ивана Калиты). Через ослабление родовых отношений, «через видимое нарушение единства Русской земли» готовился «путь к ее собиранию, сосредоточению, сплочению частей около одного центра, под властью одного государя». Природа страны и быт племени, по мнению Соловьева, обусловили особую форму распространения русской государственности – колонизацию, которая обеспечивала прилив населения на север, что привело к возвышению северо-восточной Руси, к распадению родовых связей. Соловьев отказался от трактовки нашествия монголов как одного из главных условий утверждения нового порядка. Они для русских князей служили только оружием в борьбе с родовыми узами. Начало собирание Руси в единое государство Соловьев относил ко времени Ивана Калиты. Завершил многовековой процесс борьбы государственных начал с родовыми Иван 1У, когда удельные князья становятся совершенно подданными великого князя, который получает титул царя и утверждает самодержавие.

Решающую роль в образовании государства Соловьев отводил деятельности князей. При разбросанности населения, слабого развития городов, неразвитости торговли и промышленности общество стягивалось сильной правительственной централизацией - «хирургической повязкой». Он утверждал, что вхождение в состав России различных неславянских земель есть результат не завоевания, а колонизации и необходимости обороны страны. Это определило, по его мнению, основную черту русского государства, ее оборонительный характер. Для своего укрепления Московское государство не имея средств вынуждено обязать все сословия службою государству: помещики несут военную службу, городское население несет финансовые повинности, а крестьяне прикрепляются к земле, дабы военное сословие могло нести свою службу. «Прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении»1, это, с одной стороны, «тяжелый заем» у народа. С другой, считал ученый, естественный результат древней русской истории. – таков вывод Соловьева относительно закрепощения крестьян.

В структуре «Истории Российской» изложение материала всего этого время занимает восемь томов и охватывает три периода русской истории.

Следующие четыре тома Соловьев посвятил пространному описанию ХУП в. Главными событиями этого времени для него были Смута, в которой несмотря на множество внутренних и внешних врагов государство спаслось благодаря связи «религиозной и гражданской». С новой династией он связывал приготовление к новому порядку вещей, который знаменовал начало вступления России в систему европейских. Представленный им материал был новым и для читателя и для профессионалов историков. Кроме этого ХУП в. был очень важен для Соловьева как обоснование и раскрытие закономерности, непрерывности исторического процесса и определении предпосылок реформаторской деятельности Петра. Царю-реформатору он посвятил три тома. В своей схеме истории России он не разделял ХУП и первую половину ХУШ в. На материалах начала ХУШ в. Соловьеву удалось обосновать свои важнейшие определения роли государства, личности в истории, реформы. Петр 1 вывел Россию на новую дорогу к новой жизни. На мировой арене появилось могучее государство, уничтожившее «монополию племени германского» и соединило обе половины Европы.

С середины ХУШ в. Соловьев определил новый этап в истории России, завершившийся реформами 60-х годов. Он констатировал изменение направления русской истории. Изменился взгляд на Петра и его реформы. Началось поступательное движение духовной жизни народа, происходило заимствование не только плодов европейской цивилизации с целью «материального благосостояния», но и явилась «потребность в духовном, нравственном просвещении, потребность вложить душу в приготовленное прежде тело. Наконец в наше время, - заключал он, - просвещение принесло свои необходимые плоды – познание вообще привело к самопознанию». Этому времени Соловьев посвятил последние четырнадцать Ученые отмечают у Соловьева осторожность в оценках деятелей этой эпохи, определенных близостью к современности. Последние тома отличаются снижением теоретического уровня осмысления материала, рыхлостью изложения, что объясняется новизной, не изученностью вводимых им в историческую науку источников.

Таким образом Соловьев впервые в систематической форме изложил историю России с древнейших времен до середины ХУШ в. Затронул он и царствование Екатерины П и Александра 1. Он представил и историю соседей России – Польши, Литвы, Швеции. Это обогатило содержание и повысило научную значимость его труда. Ввел в «Истории» весьма обширные главы, посвященные государственному строю, социальному составу населения, законодательству. Он обратил внимание на состояние торговли, промышленности; деятельность церкви, религии, обычаи и нравы, просвещение. Тем самым Соловьев значительно расширил предмет своего изучения, представил историю государства не только политическую. Однако он не всегда полно и структурно оправдано представил их в своей «Истории».

Соловьев на конкретном материале русской истории проследил взаимодействие факторов, и показал возможности своих теоретических и методологических подходов для изучения исторического процесса. Представил органическую концепцию русской истории.

Петр 1. Особое место в истории России Соловьев отводил петровским преобразованиям и личности самого Петра. Кроме «Истории российской» он прочел цикл публичных лекций, которые были опубликованы под названием «Чтения о Петре Великом», где им дана былине только подробнейшая характеристика петровских преобразований, но и обозначены основные теоретические и методологические проблемы в их конкретно-историческом применении.

Борис Николаевич Чичерин – выдающийся русский юрист, публицист, историк, философ, общественный деятель, оставивший заметный след в отечественной юридической науке. Выходец из дворянской семьи, Борис Чичерин появился на свет в родовом поместье Караул Тамбовской губернии, где и получил начальное домашнее образование. Обладая феноменальными способностями и поразительной памятью, юный Чичерин с легкостью поступил на юридический факультет Московского университета в 1844 г.

В университете Борис Чичерин сближается с тогдашними корифеями российской юридической мысли и заводит с ними тесные контакты. Духовными наставниками будущего государствоведа становятся П.Г. Редкин, Н.И. Крылов, В.Н. Лешков, К.Д. Кавелин, Т.Н. Грановский. Под мощным влиянием последнего студент Чичерин, до этого эпизодически увлекавшийся славянофильством, становится западником.

Именно университетские годы оказали наибольшее влияние на формирующийся разум и ценностную систему Бориса Николаевича. В это время оформились его религиозно-нравственные идеалы, взгляды на историю русского права и государственность, патриотизм, что стало отправной точкой для трансформации слушателя правовых курсов Московского университета в видного деятеля русского либерального движения.

За модные в свое время прогегельянские взгляды Бориса Чичерина в студенческой среде прозвали «Гегелем». Приняв к размышлению плоды творчества Георга Гегеля, пытливый ум Чичерина пропустил через себя знаменитую гегелевскую триаду – синтез, тезис и антитезис, заменив ее на свой четырехзвеннную систему – единство, отношение, сочетание, множество. За исключением этого момента Борис Чичерин был во всем верен идеалам своего духовного учителя из Германии, и признавал, что по мере старения и накопления житейской умудренности все более четко понимал «убийственную истинность гегелевской философии».

Вскоре после окончания университета Чичерин возвращается в родное имение и работает над магистерской диссертацией. Несмотря на высокую оценку труда научным сообществом, к защите он допущен не был в силу цензурных требований. Успешная защита магистерской состоялась лишь спустя четыре года – в 1857 году, когда государственная цензура была несколько смягчена.

Чичерин много путешествует, знакомится с выдающимися юристами и философами Англии, Франции и Германии, в перерывах между поездками посещает родное село; в столице бывает редко, наездами.

Несмотря на жесткий график и трудовой распорядок, в начале 1860-х Борис Чичерин защищает докторскую диссертацию по проблемам народного представительства и становится профессором Московского университета при кафедре государственного права. Параллельно с этим Борис Николаевич был уполномочен выполнять важную функцию – его, слывшего ярым противником революции и умеренным либералом, привлекли к участию в правовом воспитании и чтению лекций по государственному праву цесаревичу Николаю Александровичу. Однако вскоре не по годам развитый, подающий большие надежды наследник престола скоропостижно скончался.

Чичерин, имея огромную популярность и высокий авторитет в научных обществах обеих столиц, а также за свое красноречие и ясность суждений, избирается почетным гражданином Москвы, Российского физико-химического общества и получает в 1882 году должность Московского городского головы. На этой должности Чичерин предпринимал весьма популярные в народе меры, показав себя талантливым управленцем и администратором. В частности, он добился улучшения качества питьевой воды, пустив в московский городской водопровод воду из предместий.

В последние годы жизни Борис Чичерин публикует ряд работ, ставших знаменательными и ключевыми в области философии права и государствоведения. В частности, им был подготовлен двухтомник «Собственность и государство», трехтомник «Курс государственной науки», курс философии права, фундаментальный труд «История политических учений», работа над которым велась более тридцати лет. Кроме того, выдающийся юрист и философ оставил ценные воспоминания о европейских путешествиях и годах, проведенных в Московском университете…

Основные идеи

Центральное внимание в трудах Чичерина занимает проблема личности, защита ее прав и свобод. Свободу как таковую Чичерин разделял на отрицательную и положительную по степени независимости от чужой воли. Право он считал взаимным ограничением свободы под общим законом. С его точки зрения право – носитель уникальной самостоятельной природы, и в нем нельзя усмотреть низшую ступень нравственности, как полагали его зарубежные коллеги, например, Георг Еллинек.

Неотъемлемым элементом личной свободы Борис Чичерин считал собственность: стеснение прав владельца и собственника, а также любое государственное вмешательство в область частной собственности по Чичерину безоговорочно являлось злом. Государство, считал Чичерин, обязано охранять права и свободы граждан.

Примечательно, что, выступая за моральное и правовое равенство всех граждан, исследователь отвергал возможность материального равенства, считая это принципиально неосуществимой ситуацией.

Б.Н. Чичерин ратовал за идею мирного сосуществования людей и человеческого общежития, полагал структуру гражданского общества более устойчивой, нежели какой-либо государственный механизм.

Высшей стадией развития государственности и самой совершенной формой правления Борис Николаевич считал конституционную монархию, он принципиально отвергал самодержавие за притеснения и реакционность. Однако сильную власть монарха Чичерин почитал как необходимую и как нельзя подходящую для особенностей российского территориального устройства и национального менталитета.

Современник Великих реформ Александра II и контрреформаторской активности Александра III, вдохновленного бывшими единомышленниками Чичерина, вчерашними либералами Катковым и Победоносцевым, Борис Николаевич настоятельно обосновывал насущную необходимость реформ. Но его идеи и проекты не увидели свет – впав в опалу, основоположник науки русского государственного права был лишен возможности участвовать в делах государственного управления.

Плодотворная деятельность и творчество Бориса Николаевича Чичерина служит примером и образцом выдающихся заслуг светлого аналитического ума, досконального понимания глубинных проблем России.

Рассмотрим теперь схему русской истории, предложенную Чичериным. Первоначально славяне, писал ученый, как и другие европейские народы, жили маленькими союзами: племенными, родовыми и общинными. И управление, и быт были у них патриархальными. При столкновении с чужими племенами родовые связи рушились и поскольку для государственных время еще не пришло, то каждый человек обособился. Призвание варягов, которые, будучи чуждым элементом, не вмещались в родовые отношения, ускоряет этот процесс, и эпоха родового права сменяется эпохой частного права 49 Последняя, по Чичерину, характерна тем, что люди не сознают себя членами общества как единого целого и преследуют исключительно личные, частные цели. Связь между людьми также носила частный характер и основывалась «на договоре свободных лиц или на личной зависимости от того или другого лица» 50 И договоры свободных людей, и степень зависимости несвободных ничем не регламентировались. Поскольку договорные отношения возникли в дружине, а дружинники вместе с князем стали господами на покоренных землях, то первый этап частноправового строя Чичерин называл дружинньщ, который, по его мнению, существовал до появления крупной земельной собственности. Последняя же породила на Руси вотчинный этап, а на Западе феодализм. Но западный исторический процесс, шедший, по Чичерину, аналогично русскому, имел существенные отличия. На Западе скоро возникли частные союзы, временно заменившие государственный союз. У нас же, по словам ученого, было одинокое блуждающее лицо, неспособное создать «ни науку, ни искусство, ни прочную гражданственность»51. Объясняется это тем, что громадная территория, лишенная, в отличие от Европы, даже следов цивилизации, скудная и однообразная природа не рождали привязанности к месту. Разбросанные на громадном расстоянии друг от друга села и города не имели взаимной связи, но в силу отсутствия естественных преград не могли обособиться. Поэтому не было сосредоточения и все расплывалось вширь. Естественные условия способствовали созданию великого государства, но препятствовали общественным связям. Поэтому государство могло строиться только сверху, действием власти. Нигде в Европе, подчеркивал Чичерин, не было народа, общественный дух которого был столь неразвит, как у русских. Сама русская история в силу географической среды, народного характера и оторванности от древнего образованного мира была беднее великими явлениями, нежели история западная. «Но, - продолжал Чичерин, - русский народ способен к развитию, он принадлежит к семье народов европейских и при всех своих особенностях, при всей скудности исторического содержания он развивался параллельно с ними, по одним и тем же началам жизни. Патриархальный быт, основанный на кровном единстве, господствовал первоначально как на Западе, так и на Востоке». Но именно славяне подчинились ему прочнее других племен, сохранив его остатки до сих пор. Они же оказались менее всех «способны выйти из него путем внутреннего развития и выработать из себя новые формы общественного быта... на Западе, дружинное начало, начало личности и добровольного союза, разрушающее естественные связи, вытекало из самой жизни народной, у нас оно было элементом пришлым». Отсутствие способностей к созданию новых гражданских форм вызвало необходимость внешней власти. Отсюда призвание варягов, что явилось ярким проявлением пассивности славянской натуры. Варяжская дружина, окончательно разрушившая кровные связи, заменила их добровольным союзом. Но он оказался непрочным. Поскольку предшествующая жизнь не выработала общественных интересов, постольку личность, вырвавшись «из-под влияния естественных связей... предалась безграничному разгулу...и тогда началось то бессмысленное брожение народных элементов, которое обозначается именем удельного периода. Все предались кочевому стремлению - и князья, и бояре, и слуги, и торговцы, и поселяне» 52. Как видим, вопреки солидным традициям норманнской теории в отечественной историографии, Чичерин не считал варягов создателями русской государственности, но полагал," что они положили начало власти. Однако она оказалась, по его мнению, слишком слабой, ибо воспрепятствовать воцарившемуся бессмысленному брожению варяги не только не смогли, но, напротив, сами, включая князей, приняли в нем участие. Как и местное население, утверждал он, ничто не привязывало варягов к месту, а отсутствие естественной защиты не позволяло боярам строить, подобно западным феодалам, замки, ставшие опорой их могущества. Таким образом, хотя Чичерин и утверждал, что географический фактор не определяет общественное развитие, но в первые века русской истории он сыграл у него решающую роль, помешав формированию общественных интересов и созданию частных союзов. Если на Западе феодалы консолидировались в союз, сыгравший выдающуюся роль в истории, то на Руси он не сложился, и привилегированные лица остались одиночками, как и все население. Что же касается причины исчезновения варягоз, то Чичерин этот вопрос, по существу, обошел. Из историков XIX в. ближе других к Чичерину в оценке варяжского вопроса К. Д. Кавелин. Разумеется, разногласия между ними были, но в советской историографии они преувеличены. Так, Н. Л. Рубинштейн полагал, что Кавелин, последовательно применяя теорию органического развития, устранил роль варягов и татар из русского исторического процесса. Чичерин же, напротив, сделал их главной силой русской истории53. На самом же деле Чичерин не раздувал роль варягов и хотя преувеличил роль татар, но главной силой русской истории их не считал. Поверхностно осветил Рубинштейн и взгляды Кавелина, который, считая определяющими внутренние процессы, вовсе не исключал внешние факторы, допуская, что иногда они могут иметь решающее значение. Правда, по его утверждению, этого не было в русской истории. Так, родовой быт укрепился у восточных славян потому, что они не испытывали ни завоевания, ни смешения. Другие славянские народы через это прошли, и он у них рухнул. Татары управляли Русью издали, и поэтому их влияние ничтожно. Однако варяжский период, по Кавелину, был. Призванные несколькими племенами, писал он, варяги с «дружиной поселяются между ними, из призванных властителей становятся завоевателями... и основывают обширное, как кажется, феодальное государство. Но... замечательное явление! Тогда как в других землях они надолго придают свой характер быту страны, ими покоренной, у нас, напротив, они скоро подчиняются влиянию туземного элемента и, наконец, совершенно в нем исчезают, завещав нам надолго мысль о государственном единстве всей русской земли, дружинное начало и систему областного правления. Впрочем, и эти следы северной дружины так переродились на русской почве, так прониклись национальным элементом, что в них невозможно узнать их не славянского первообраза» 54. Кавелин здесь не совсем последователен. Из его же текста следует, что варяги оказали некоторое влияние на русский исторический процесс и были завоевателями. Именно таковыми их считал Чичерин. Несколько большей была роль варягов, по С. М. Соловьеву: «Призвание первых князей имеет великое значение в нашей цстории, есть событие все российское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства - это соединение разрозненных племен чрез появление среди них сосредоточивающего начала, власти»55 Но и Соловьев не усматривал в варягах создателей русского государства, полагая, что оно результат длительного общественного развития. То же думал и Чичерин. Думается, что в варяжском вопросе Чичерин был на уровне науки своего времени. Его и Соловьева можно отнести к умеренным норманнистам, а Кавелина - к непоследовательным антинорманнистам. Что же касается самой норманнской теории, то отвергавшие ее русские ученые и публицисты, начиная с М. В. Ломоносова, если и ошибались в деталях, то были правы по существу. Несомненной заслугой Чичерина перед отечественной историографией было установление связи между разложением родовых отношений и возникновением Киевской Руси. В этом отношении и Соловьев," и Кавелин, считавшие древнерусский строй родовым, уступали Чичерину. Правда, у Кавелина мелькнула мысль о том, что незадолго до прихода варягов у славян произошло выделение особо богатых и знатных семей 56, но ученый, зафиксировав социальное расслоение, не придал этому значения и продолжал настаивать на господстве родовых отношений. Вспомним и общеизвестную схему русской истории Соловьева: родовой период, период борьбы государственных отношений с родовыми, государственный перигод. Чичерин же полагал, что исследователи, ветдевшие «главный отличительный признак исторического развития древней России» 57 в родовых отношениях, неправы. Последние, действительно, сохранялись долго, вплоть до местничества, а остатки патриархальных отношений проявляются до сих пор, но определяющей роли они не играли. Ученый особо подчеркивал, что родовые отношения - это общечеловеческое, а не исключительно русское явление и что с их распадом род не исчез, а остался одним «из составных элементов гражданского общества» 58. Не отличались родовые отношения на Руси, по мнению Чичерина, и большей прочностью, нежели в других странах. Княжеский род, который был всегда в центре внимания историков, писал ученый, отнюдь не представлял примера крепости родственных чувств. «Напротив, история его открывается несколькими братоубийствами, за которыми следует беспрерывный ряд междоусобий. Если в роде устанавливается иногда что-то похожее на единство, то это делается благо даря сильному князю, который личным своим могуществом умеет сдержать остальных». Князья много говорили о родственной любви и братскам согласии, но это осталось пожеланием, не существующим в действительности. Историческое же развитие вело к еще большему ослаблению сознания родового единства. Поэтому отношения князей определялись «не столько правилами родства, сколько добровольным, большею частью временным их согласием, договорами» 59 Но если в понимании роли родовых отношений Чичерин превосходил других государственников, то в целом историческая концепция Соловьева предпочтительнее концепции Чичерина. Соловьев не только подкрепил ее более богатым фактическим материалом, но и глубже разобрался в ряде проблем. Как и Чичерин, он преувеличивал подвижность населения, но если у Чичерина она носила бессмысленный характер, то Соловьев ее увязал с колонизацией России и борьбой леса со степью. Под ударами кочевников-степняков русские, по Соловьеву, отступали в леса, представлявшие для них единственную защиту. Там, окрепнув, они переходили в наступление, вытесняя кочевников из степи. Поскольку судьба дала русскому народу огромные неосвоенные пространства, то их колонизация стала его уделом в течение веков. Представление о бродячем образе жизни русских людей, закладываемое Чичериным и с определенными оговорками Соловьевым, надолго закрепилось в отечественной историографии, но оно неверно. Тем не менее даже после серьезного удара, нанесенного в начале XX в. по этой концепции Н. П. Павловым-Сильванским, весьма характерно назвавшим один из разделов своей книги «Мнимые странствования бояр и крестьян»60, это представление разделялось рядом дореволюционных историков. Бессмысленное брожение всего населения, продолжал Чичерин, не могло быть вечным. Первыми осели князья и сделались строителями русской земли. Они покорили кочующие элементы и принудили их подчиняться государственному порядку. Активного сопротивления князья не встретили, так как неорганизованная масса не была на это способна, но зато бегство приобрело всеобщий характер, и на борьбу с ним власти потратили много сил и энергии 61. Из работ ученого, посвященных отечественной истории, неясно, какие причины побудили князей осесть и заняться устроением русской земли. Из более поздних, фундаментальных, сочинений мы знаем, что, по Чичерину, стремление к порядку органически присуще человеку. Именно оно и по могло в государственном строительстве. Но если на Западе власть могла опереться на определенные общественные слои, то в России в силу ее географической среды общественные связи отсутствовали и власть вынуждена была все взять на себя и в течение столетий гоняться за ‘ убегавшими от нее подданными, ловить их, налагать на них повинности, приучая тем самым к порядку и создавая само общество. Однако на естественный вопрос, каким образом князья и почему только они преодолели влияние географической среды, а не остались такими же бродягами, как и все, у Чичерина ответа нет. Отношения же самцх Рюриковичей, по Чичерину, определялись не столько степенью родства, сколько договорами, которые свидетельствовали об отсутствии государства и господстве частного права. Анализ такого важного источника, как духовные и договорные грамоты великих и удельных князей, укрепил Чичерина в мысли о правильности его вывода. Договоры, писал он, могут заключаться только между независимыми друг от друга сторонами. Поэтому наличие договора между великим князем и удельным свидетельство того, «что великий князь - не государь, а удельные - не подданные. Это свободные лица, соединенные довольно шаткой родственной связью и вступающие в добровольные взаимные обязательства». Иногда, продолжал ученый, удельные князья называли великого князя господином, но это не более чем проявление уважения. Само содержание договоров, полагал ученый, исключает мысль о «государственном подчинении удельных князей великому... Возможно ли вообразить, чтобы верховная власть отказалась от всякого влияния на владения подданного, чтоб она обязалась ни под каким видом не посылать туда своих чиновников, не покупать там земель, не держать закладчиков, не судить, не собирать податей? И заметьте, это даже не льгота, а обоюдное обязательство на совершенно равных правах»62. Исследователи чичеринского наследия непременно указывали на его ошибочное представление о длительном безгосу- дарственном периоде в истории России и оставляли без должного внимания мысли Чичерина о междукняжеских отношениях. Если Соловьев рассматривал их как родовые, которые постепенно вытеснялись государственными, то Чичерин, не отрицая родовых счетов, в основу брал договорный принцип и оказался прав. В свете изысканий выдающегося советского историка Л. В. Черепнина видно, насколько серьезным был вклад в науку Чичерина. «Историки правы,- писал Черепнин, - говоря о смене государственных форм, время до XVI в. обычно рассматривали как период господства в России строя монархии, сначала раннефеодальной, затем периода раздробленности. Эта прямолинейная схема давно уже подвергается сомнению со стороны общегражданских историков. Лишь для отдельных этапов политического прошлого Древней Руси можно говорить о раннефеодальной монархии... Форма эта неустойчива, и с ее распадом Русь представляет собой средневековую федерацию - союз князей, оформленный договорными отношениями на началах сюзеренитета - вассалитета» 63. Будучи далеки от того, чтобы проводить аналогию между учеными, стоявшими на принципиально различных методологических принципах, мы хотели лишь подчеркнуть, что установленный Чичериным договорный принцип междукня- жеских отношений действительно существовал и играл большую роль. Духовные грамоты, по мнению Чичерина, еще более подтверждают его выводы. Так, проанализировав завещание Ивана Калиты, он заявил, что оно полностью лишено государственной мысли и является частновладельческим распоряжением. То же самое и у других князей. Ни представления о единстве земли, ни отделения государственного имущества от частного княжеского тогда не знали. Поэтому в завещании перечислялись на одинаковом основании не только области и города, но и скот, холопы и т. д. Поскольку же князь получил владения как имения, то и распоряжался в них не как правитель, исполняющий общественную должность, а как частный владелец. Первые признаки государственного порядка, по мнению Чичерина, появляются при Василии Темном, когда старшему сыну достается наследство, превышающее владения удельных князей, вследствие чего последние теряют возможность сопротивления. Еще дальше идет Иван III, но у него государственность не утверждается полностью, а переплетается со старыми формами. Только духовная Ивана IV, дающая старшему сыну, по существу, всю державу, свидетельствует об окончательном торжестве государства 64. Отметим, что и Соловьев высоко оценивал роль духовной Василия Темного, а победу государственного начала связывал с Иваном Грозным65. Но в отличие от Чичерина указывал на проявление государственности задолго до Василия Темного. Что же касается самого стремления к государственности, то.оно, по Чичерину, возникает тогда, когда безгосу- дарственный хаос достигает крайних пределов. В этом уче ный видел диалектику истории и полагал, что замена устаревшей общественной формы более совершенной происходит не ранее того, чем она разовьется полностью и на практике выявит все свои недостатки 66. На Руси, по его мнению, события складывались следующим образом. Пока князья не были оседлыми, для них важнее были не земельные владения, а положение в родовой иерархии. Но с ослаблением родовых связей на первый план выдвинулись имущественные интересы, а фактическое положение в иерархии стало зависеть от количества владений. Это и привело к распадению Руси на мелкие княжества. Каждый князь стремился к умножению собственных сил, а увеличить их можно было только за счет других. Но частновладельческие порядки этому мешали, ибо, усилившись, князь, как частный владелец, делил наследство между сыновьями и могущество исчезало. В конце концов поняли, что сохранение могущества невозможно без усиления старшего сына. Однако, получив превосходство, он начал покорять остальных князей. В результате единство Руси было восстановлено, а единодержавец превратился из вотчинника в государя 67 Сходные мысли ранее были высказаны К. Д. Кавелиным. Разница лишь в том, что, во-первых, по Кавелину, родовые отношения веками господствовали на Руси, а во-вторых, Древняя Русь не знала личности, без которой, как полагал Кавелин, невозможно государство. «Степени развития... личности, - писал он, - и совпадающие с ними степени упадка исключительно родственного быта определяют периоды и эпохи русской истории» 68. Чичерин же полагал, что личность была и в безгосударственный период, но она тогда не содействовала, а препятствовала объединению общества и государственность зарождалась как реакция на ее необузданность69. Особое место в русской истории Чичерин отвел XV в., полагая, что именно тогда появились государственные стремления. Зародившись в Москве, они стали «распространяться к окружности... Образование государства... вот поворотная точка русской истории. Отсюда она неудержимым потоком... движется до настоящего времени... Каждая позднейшая эпоха является последовательным развитием предыдущей, представляет ответ на сделанный вопрос. Все они имеют одну иель... устройство государства. Вот главная... черта русской истории с XV века, вот результат деятельности русского народа и заслуга его перед человечеством. Другая черта, столь же резко характеризующая весь этот период, состоит в том, что государство организовалось сверху, действием правительства, а не самостоятельными усилиями граждан. В этом историческом значении власти мы находим ключ к уразумлению всего нашего общественного быта» 70 Мнение Чичерина о том, что XV в. поворотная точка отечественной истории, справедливо, поскольку в это время возникло русское централизованное государство. Его ошибка в том, что до этого он не видел никакой государственности. Неверно и представление ученого о том, что княжеская власть была единственным двигателем русского исторического процесса. Бесспорно, степень государственного влияния в России была выше, чем в Европе. Об этом свидетельствует тот факт, что в отличие от Запада у нас политическое объединение предшествовало экономическому.* Несомненно, что сословия на Западе были более консолидированы и влиятельны, чем в России. Наконец, непосредственная роль московских государей как организаторов объединения и укрепления страны действительно велика. Объективные условия сами по себе не решают проблемы. Московские государи ими блестяще воспользовались. Как видим, представление Чичерина о всесилии русской монархии опиралось на определенные факты, но, во-первых, он их абсолютизировал, а во-вторых, не учитывал, что к объединению страны стремились не только монархи, но и крестьяне, посадские, широкие слои господствующего класса. Без их активного содействия объединения не было бы. Н. Л. Рубинштейн, цитируя известнейшее высказывание Чичерина: «Князья собрали воедино разрозненные славянские племена, князья по частному праву наследования раздробили это приобретенное ими достояние, князья же впоследствии соединили в одно тело разрозненные части», - неправ, полагая, что «таков итог философии русской истории по Чичерину»71. В представлении последнего всесильное русское государство это историческая, но отнюдь не вечная категория. Сравнивая развитие русской истории с западной, Чичерин полагал, что при всем своеобразии первой в принципе она сходна со второй. И у нас, и в Европе первоначально германские дружины покоряют местное население. Затем кратковременный дружинный период сменяется эпохой частного или вотчинного права. И в России, и на Западе рядом с вотчинами возникают вольные общины и почти одновременно, во второй половине XV в., те и другие уступают место единодержавию. Наконец, Россия, как и Запад, пережила период сословно-представительных учреждений, который сменился абсолютизмом. Подобный параллелизм, подчеркивал ученый, свойственен только западной и русской истории. Следовательно, «Россия - страна европейская, которая не вырабатывает неведомых миру начал, а развивается, как и другие, под влиянием сил, владычествующих в новом человечестве... Но если у каждого европейского народа... есть свои особенности, то тем более имеет их Россия, которая долго стояла поодаль, почти не принимая участия в общем развитии» 72. Из государственников ближе всех к чичеринской была позиция Соловьева, писавшего, что «пора бросить старые толки о различии наших и западных общественных отношений...» 73 Будучи едины в признании общности исторического развития Запада и России, оба ученых полагали, что большее отличие последней, нежели "отличие друг от друга западноевропейских народов, проистекает от неблагоприятных условий, задержавших развитие России. Последнее представление создавало предпосылки для воззрения на русское национальное своеобразие, как на отсталость, подлежащую европейскому исправлению. В этом наглядно проявился западнический подход. Правда, Соловьев считал неправомерным употребление по отношению к России понятия отсталость и предпочитал говорить о задержанности в развитии. Но суть от этого мало менялась. Во многом иной была позиция Кавелина. В 40-е гг. он писал, что до XVIII в. Россия развивалась настолько отлично от Запада, что и сравнивать их нельзя. Однако ее собственный путь шел к той же цели, что и западный, а с эпохи Петра I и путь стал общим. Будучи европейцами, русские оказались способны к развитию и совершенствованию и не повторяли старые формы, как восточные народы. Однако 20 лет спустя Кавелин утверждал, что пореформенная Россия, оставаясь европейской страной и обогатившись западными достижениями, будет развиваться самостоятельно 74. Западнической историографии эпохи империализма точка зрения Чичерина оказалась не только ближе, но и была доведена П. Н. Милюковым, писавшим, что прошлое России связано с ее настоящим, «как балласт... тянущий нас книзу, хотя с каждым днем все слабее и слабее» 75, до крайних пределов. Посмотрим, как шел процесс государственного строительства по Чичерину. Осев еще в удельный период на землю, князья хотя и превратились только в вотчинников, а не в государственных деятелей, но благодаря оседлости получили преимущество перед всеми и стали центром общества и собирателями земли. Бояре и рядовые дружинники остались кочевыми наемниками, ибо в отличие от западных собратий вплоть до XV в. заключали не постоянные, а случайные и временные договоры. Если последние имели наследственные права, закрепленные поземельной собственностью, то русские служилые люди к этому даже не стремились. Не имея оседлости, они не могли и собрать вокруг себя зависимое население, тем более что и крестьяне кочевали так же, как и господа. Не было ft сословной связи. В результате единственным правом служилых людей была личная свобода, право отъезда 76. И если западный феодал стал оседлым землевладельцем, построил замок и возглавил собственное маленькое общество, то русские служилые люди, не имея этого, остались обособленными и боролись только за право отъезда. Зародившаяся государственность не могла мириться со своеволием феодалов и бояр. Но если первые, опираясь на феодальные союзы, оказали упорное сопротивление королям, то справиться со вторыми, действовавшими в одиночку, было легче. Позднее Н. П. Павлов-Сцльванский писал, что Чичерин, введенный в заблуждение немецким историком Г. Вай- цем, ошибался, считая, что на Западе в отличие от России вассальные договоры были прочными. Последующее развитие европейской историографии опровергло выводы Вайца 77 Принимая во внимание это суждение, следует учесть, что сам Павлов-Сильванский преувеличивал сходство западного и русского исторического процессов. Как частные владельцы, кнлзья, писал Чичерин, облагали податями подвластное население в свою пользу и на содержание своих слуг. С появлением государства повинности распространились на всех и стали основанием всего общественного быта. Нигде в мире повинности не были тяжелы так, как в России. К таким жертвам вынуждала бедность страны, а поскольку кочевые привычки населения препятствовали усилиям власти, то «тем сильнее нужно было государству сдерживать расходящиеся массы, связывать их в прочные союзы, заставлять служить общественным целям» 78. Поэтому, продолжал ученый, розыск беглых был одной из главных правительственных задач. Однако вплоть до конца XVII в. население стремилось разбежаться. В работах дореформенного периода Чичерин исключал участие народа в государственном строительстве, но в пореформенное время он видоизменил свою точку зрения. По- прежнему, оставляя всю инициативную роль за монархией, он указывал, что народ помогал ей всеми силами, но прояв лялось это в покорном несении возложенных на него повинностей во имя общего блага 79. Думается, что изменение вызвано политическими расчетами. В 1866 г. была опубликована книга Чичерина «О народном представительстве», которая в осторожной форме подводила читателя к мысли о том, что будущее России за представительным правлением. Ожидая преобразований от самодержавия, ученый стремился внушить ему, что вековая покорность народа монарху является надежной гарантией сохранения порядка и в новых условиях. Однако отказываться от тезиса о пассивности народа и о власти как единственной творческой силе Чичерин не собирался. Исключив активное участие народа в государственном строительстве, ученый обратился к поиску иных факторов, способствовавших укреплению власти, который привел его к повторению старой ошибки Н. М. Карамзина, полагавшего, что татары, пусть и невольно, способствовали укреплению единодержавия в русских землях, а следовательно, и их объединению 80. Специально татарской проблемой Чичерин не занимался. Тем не менее он утверждал, что татары приучили русский народ к покорности. Указывая на отрицательные последствия ^того явления, выразившиеся в усвоении рабских привычек, в развитии государственного подданства в форме холопства, в уничтожении элементов политической свободы, имевшихся в Древней Руси, Чичерин полагал, что преимущества были весомее, ибо в результате установилась единая, сильная, централизованная власть 8I. Ученый не учитывал, что голая сила, вынуждающая к повиновению и забирающая плоды труда покоренных, способна вызвать к себе только ненависть. Откуда здесь может родиться стремление помогать власти, принося в жертву свои интересы? Рабы на это не способны. С другой стороны, откуда у самой власти появится сознание общественных интересов, если управляемый ею народ ее раб? Русский народ действительно нес непомерные тяготы и благодаря его великому терпению и самоотречению поднялась Российская держава. Чичерин отмечал это, но не в должной мере. Народ же проявлял терпение не потому, что его к этому приучили татары, а во имя веры православной и отечества. Доверие же его к московским государям объяснялось тем, что они учитывали его интересы лучше других князей. Продолжая осмысление процесса становления русской государственности, Чичерин писал, что, возникнув в одно время вместе с западной, она имела иные задачи. Последняя боролась с организованными силами и поэтому шла на компромисс с ними, допуская их участие в общественных делах, вследствие чего даже установление абсолютизма не вело на Западе к полному подавлению свободы. В России государство должно было создать само общество и восполнить недостаток самодеятельности в народе избытком правительственной деятельности. Необходимо было создать сословия и прежде всего господствующее, без которого невозможно полноценное управление. Поскольку только закрепощением можно было собрать и организовать своевольную и распыленную массу, постольку было уничтожено право отъезда. Вольные бояре и слуги стали государственными холопами, получившими наряду с постоянными обязанностями и земли, сделавшие их оседлыми. Дав обязанности и другим слоям населения, государство обеспечило им сословное единство, превратив их из собрания лиц в государственные союзы. Постепенно принудив все сословия служить ему пожизненно, государство установило этим крепостное право. Таким образом, «в основании всего государственного быта легло начало обязанности, подчинения, в гораздо более обширных размерах, нежели в кдкой-либо другой европейской стране» 82. Поэтому в России в отличие от Запада отсутствовало обеспеченное политическими правами представительство, ибо крепостные имели не права, а льготы, которые могли быть отняты. Служилые люди, продолжал ученый, несли военные и гражданские обязанности, посадские и крестьяне были обложены податями и повинностями, вотчинные крестьяне сверх того работали на вотчинника, обеспечивая ему средства, необходимые для службы государству. Когда же государство окрепло, оно перестало нуждаться в таком тяжелом служении и раскрепостило сначала дворян, потом городское сословие, затем крестьян 83. Объявив все сословия крепостными, Чичерин видел различия между ними. Занятия торговлей или промышленностью, писал он, требуют свободы в действиях. Тем более она необходима привилегированным сословиям. Но принципиальным моментом Чичерин считал не сословное неравноправие, а обязательность службы. Советские историки видели в теории закрепощения и раскрепощения сословий прежде всего классовую подоплеку84.4 Конечно, социальные пристрастия Чичерина проявились и в этой концепции. Но исследователи не приняли в расчет одно важное обстоятельство. Ученый весьма расширительно толковал понятие крепостничества. Для него любая обязанность, взятая не добровольно, - это проявление крепостничества. Так, если дворянина отказ от службы лишал имения, то выбора у исто практически не было, а это и есть крепостничество. Думается, что отчасти на позицию Чичерина повлияли политические соображения. Ратуя за постепенное уничтожение сословий и наделений всех равными гражданскими правами, Чичерин учитывал, что дворяне не хотели об этом и слышать. Теория же, согласно которой их предки были привилегированными крепостными, показывала беспочвенность сословной спеси. Тем не менее господствующий класс, как бы он нн зависел от монарха, не может быть крепостным. Поэтому, отмечая большое влияние теории закрепощения и раскрепощения сословий на отечественную историографию вплоть до 1917 г., мы полагаем, что она неверна. Чичерин не учел и различия в положении вотчинников и помещиков, а ведь первые не теряли земли в случае прекращения службы. Видимо, ученый исходил из того, что бояре не отказывались, как правило, от нее, ибо служба влияла на их положение в иерархии. Работы Чичерина по русской истории появились тогда, когда в литературе бушевали споры об общине, и ученый естественно не мог обойти этот вопрос. Если славянофилы утверждали, что община существовала в неизменном виде, что она наша национальная особенность, то Чичерин попытался показать ее эволюцию и утверждал, что община была у всех народов. Этим он сделал шаг вперед в развитии историографии, хотя не со всеми его выводами можно согласиться. Общине ученый посвятил специальные статьи и не раз касался ее в монографиях. Выработав однажды определенный взгляд на проблему, Чичерин уже не менял его, а лишь развивал и дополнял. Первой формой общины, по Чичерину, была кровнородственная община, распавшаяся еще при варягах. Ее сменили вольная и владельческая. Вольная характерна для городов, но укрепилась она только в Новгороде и Пскове. Поскольку при частноправовом строе отношения свободных людей регулировались договорами, то и вольные общины были договорные. В селах вольная община установилась на черных землях. «Существенное ее значение... - писал Чичерин, заключалось в платеже тягла с земли; это одно составляло ей единство и придавало ей Характер общины:*8Г) Во владельческих же общинах единство поддерживалось лишь обязанностями крестьян к землевладельцу. Договорные общины, продолжал Чичерин, оказались не жизнеспособны. Основан ные на личном согласии, они испытывали постоянные раздоры. Даже Новгород не мог самоуправляться и звал посредника извне "*6. Если в дореформенных работах Чичерин акцентировал внимание на несостоятельности вольной общины, то, не отказываясь от этой тенденции и позднее, ученый в книге отношения общинников, он не обнаружил, постольку ничего этого, по его мнению, не было. Не отрицая выборного управления в общинах, Чичерин полагал, что функции выборных заключались не в управлении делами самой общины, а в исполнении распоряжений землевладельцев. Если последние обходились своими приказчиками, то выборных не было вообще. Отсутствие же стремления самих крестьян к объединению, писал ученый, объясняется их склонностью к бродяжничеству. Он не учитывал, что в одиночку, без взаимовыручки, в России того времени, да и многие годы спустя в силу ее природных условий, невозможно было выжить. Говоря о средневековой России, Чичерин указывал, что она выработала две общественные формы: вотчину и общину. Прогрессивную роль сыграла первая, ибо из княжеской вотчины развилось государство. Община же получила развитие только при прямом воздействии власти. На первом этапе государство не располагало достаточным для управления аппаратом и поэтому нуждалось в содействии общества. Ближайшим орудием государства было боярство, но полагаться только на него было нельзя, поскольку бояре скорбели об утраченной независимости, и стремились использовать государство в своих корыстных целях. Поэтому необходимо было привлечь силы всей земли. Указывая на злоупотребления бояр-кормленщиков, Чичерин в то же время подчеркивал, что нельзя преувеличивать происходивший от них вред, ибо при частноправовом строе только личная заинтересованность могла побудить заниматься общественными делами. Так, если бы судьи не получали дохода от суда, то в отсутствие государства преступления оставались бы безнаказанными. То же было и на Западе. Но когда произвол дошел до крайности, появилась необходимость перемен. Поднимавшееся государство этого терпеть не могло, и:;емские выборные были допущены к участию в суде и сборе податей. Но, подчеркивал ученый, расширение функций общины (вольной, разумеется, общины. - JI. //.), особенно проявившееся при Иване Грозном, было не привилегией, а обязанностью, причем тяжелой, ибо ответственность за сбор податей, например, падала на выборных. Недоимки они вынуждены были покрывать собственными средствами, а если их не хватало, то средствами избирателей. «Это было не управление общины собственными делами, а выбор людей «к Государеву делу», на царскую службу. Таким образом общинное начало получило значительное участие в земском управлении; это было явление новое, создание Московских государей»91. В отличие от русских-западные средневековые общины были лишены державных прав, но им было оставлено самоуправление во внутренних делах. " Другими словами, по Чичерину, выборное управление в западных общинах рождалось изнутри и служило самим общинам, а в России - извне и служило либо вотчинникам, либо государству. К общественной самодеятельности русские крестьяне и торгово-посадское население были неспособны и нуждались в длительном государственном воспитании для приобретения этой способности. Согласиться с этим нельзя Но то, что русская монархия в указанное Чичериным время действительно стремилась расширить социальную опору, укрепить центральную власть и подчинить строптивых бояр с помощью земских сил, несомненно. Однако участие общий в государственном управлении, писал Чичерин, было временным явлением. Если кормленщики не соответствовали новому порядку, то и общинное управление т могло стать в его основе. Разрозненное и малозависимое от центральной власти, оно по мере укрепления последней заменялось правлением приказных людей, которое было органом самого государства. Этот процесс шел медленно и бессистемно. Все «три элемента областного правления - кормленщики, общины и приказные люди - существовали рядом...»92 Постоянно такое продолжаться не могло. А поскольку и приказное правление, не имевшее военной власти, оказалось недостаточным для управления, то оно было заменено воеводским, при котором чьяки стали помощниками воевод. Земские же выборные были в XVII в. вытеснены приказными людьми из управления, сохранив за собой только его низшую ступень. Поскольку в XVII в. не существовало разграничения функций в управлении, продолжал Чичерин, то сильные элементы подавили слабые. Воеводы не только фактически отстранили выборных от государственных дел, но и вмешивались в сугубо общинные дела. Но к концу XVII в. общинное управление начало возрождаться в городах. Одним из проявлений средневековья, по мнению ученого, было отсутствие административного разделения городов и сел. Только при Федоре Алексеевиче, писал он, начали понимать, что городская община отличается от сельской и именно в ней необходимы выборные учреждения. Поэтому города были отделены от сел и в них было восстановлено самоуправление93 Причина, вызывавшая коренные изменения, отмечал Чичерин, заключалась в закрепощении. До него и вольные и владельческие общины были поземельные, поскольку подати платили с земли. С закрепощением основой государства стала не земля, а народ. Независимо от местожительства подданные получили постоянные обязанности, что привело сначала к подворной, а затем к подушной подати. Полемизировавший с Чичериным Ю. Ф. Самарин упрекал его в том, что он принял во внимание только юридическую сторону вопроса, суть же в экономической сфере94 Отвечая Самарину, Чичерин подчеркивал, что право и экономика взаимосвязаны и в данном случае первое оказало решающее влияние на второе. Если люди не имеют права уходить с земли, а ее рано или поздно станет мало, то изменения экономических и общественных отношений неизбежны. Малоземелье порождает переделы, а вместо поземельной вводится подушная подать 95 Меняется и характер общины. Ранее владельческая и поземельная, она являлась союзом свободно поселившихся на землях одного владельца людей, временно соединенных общими к нему обязанностями. Теперь община стала сословной и государственной, объединив свон>х членов постоянными обязанностями к государству, которые накладывались на каждого, а земля давалась для их исполнения. Прикрепление сословий к определенному тяглу вызвало различия в положении крестьян и горожан. Пока повинности неслись с зем ли, разницы не было, ибо в городах были те же владельцы, что и в селах, но с появлением сословных общин выявились особенности городского населения, занятия которого были направлены на добывание денег и нуждались хотя бы в от-, носительной свободе. Труд крестьян требовал оседлости, а землевладелец, на которого они непосредственно работали, был посредником между ними и государством. С изъятием городов из частных рук посредники исчезли, а повинности горожан ограничились уплатой денег и службой государству, вследствие чего города образовали свободные общины, а с учреждением магистратов Петром I были постепенно отделены от уездов. Крестьянские же общины стали чисто крепостными. Правда, крестьяне в черносошных волостях имели права, схожие с правами горожан, но государство в своем развитии нуждалось в увеличении собственных средств, а опиралось преимущественно на землевладельцев. Поэтому черносошные села сливались с дворцовыми и вследствие этого теряли самостоятельность. С развитием поместной системы они раздавались помещикам. В результате при Петре I свободные общины сохранились только на окраинах. Причем, подчеркивал Чичерин, существенной разницы между государственными и крепостными крестьянами в поземельном отношении не было. И те и другие были прикреплены к земле и платили подушную подать96 Таким образом, община в России, по Чичерину, сначала была родовой, потом поземельной и, наконец, сословной. Естественно, что он не мог согласиться ни со славянофилами, ни с А. Гакстгаузеном, отстаивавшими неизменность общины. Подводя итог, Чичерин писал: 1) община, сохранившаяся до XIX в., - это не родовая, не патриархальная, а государственная, которая возникла не самостоятельно, а была создана правительством; 2) она не сходна с общинами других славянских народов; 3) она создана так же, как и весь государственный и общественный быт России; средневековая община не имеет общего с современной; 4) государственная община создана прикреплением к земле и введением подушной подати97 Воззрения Чичерина не могли не вызвать полемики. Так, еще в 1856 г. К. Д. Кавелин опубликовал отзыв на «Областные учреждения России в XVII веке». Давая высокую оценку труду бывшего ученика и заявляя о своей солидарности с его взглядами на историю XVII в., он оспаривал ряд положений Чичерина, посвященных предшествующему времени. Разделяя его мнение о служебном характере сословий, Кавелин не согласился с тем, что они созданы государством. Заролы ши сословий были, писал он, до образования государства. Общины же тогда имели большое значение: они сменяли и приглашали князей, а при благоприятных условиях добивались политической самостоятельности. Лишь усиление Московского государства ликвидировало постепенно политическую роль общин. Но и тогда общинный дух не угас. «Минин был результатом этой спасительной и патриотической деятельности общин...»98. Возможно ли, спрашивал Кавелин, чтобы Иван IV, привлекая общины к местному управлению, не опирался на предыдущий опыт, чтобы выборное начало, неотделимое от общины, было ранее неизвестно и создано распоряжением монарха? Думается, что эти рассуждения убедительнее чнче- ринских. После 1612 г., продолжал Кавелин, государственная роль общин прекратилась, а сами они распались на отдельные сословия, сохранив только слабые следы былого в низших классах. Окончательно сословия были сформированы обложением каждого из них определенными повинностями. По мере развития государства служебный характер сословий стал исчезать". Как видим, теорию закрепощения и раскрепощения сословий, пусть и в измененном виде, Кавелин принял. Что же касается его представления о распаде общины на сословия, то оно неверно. Последняя работа по русской истории, написанная Кавелиным десять лет спустя после его отзыва на монографию Чичерина, отразила возросшее научное влияние ученика на учителя. И это несмотря на разрыв личных отношений. Кавелин писал, что вплоть до XVII в. городское и сельское население «жило вполне под частным правом или под произволом княжеских слуг и кормленщиков... Переходы с места на место, договоры не с обществом, а с владельцем делали маловероятным существование самостоятельной жизни городских и сельских общин. «Таким образом, до XVII века мы не имеем никаких известий об общинной жизни великорусского народа, а те сведения, которые дошли до нас, делают существование прочного общинного быта невероятным...> Складываться же он начал под влиянием крепостного права. «Профессор Чичерин, - подчеркнул Кавелин, первый указал на податное, финансовое, * тягловое происхождение наших городских и казенных сельских общин» 100 Главным критиком воззрений Чичерина на общину был историк-славянофил И. Д. Беляев. Полемика этих ученых вызвала большой научный и общественный резонанс. Она оказалась в поле зрения В. И. Ленина, который, по воспоминаниям члена Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» М. А. Сильвина, «высоко ценил (Чичерина. - Л. И.) как реалиста, чуждого всякой романтики в вопросах научного исследований»101. Не прошел мимо дискуссии и К- Маркс, негативно оценивший воззрения Чичерина на общину102. Однако корреспондент Маркса Н. Ф. Даниельсон признал правоту теоретика государственной школы 103 И. Д. Беляев, отстаивая неизменность общины, утверждал, что в основе соединения людей в нее лежит народный дух, склад русского ума104 Отвечая Беляеву, Чичерин, в сущности, ничего не сказал нового по сравнению с высказанным им ранее. Возвращаясь к вопросу об основных чертах общинного быта XIX в., он писал, что главное его отличие от быта других народов в отсутствии собственной земли, а его сущность заключается: 1) в уравнительном землепользовании всех членов общины, которое поддерживается переделами земли; «2) в отсутствии права свободного распоряжения как отдельными участками, так и всею общинною землею». Ни первого, ни второго в древности, по мнению Чичерина, не было. Организация же внутреннего устройства общины была осуществлена лишь при Екатерине II и продолжается по сей день. В заключение, в пику Беляеву, Чичерин писал, что наша община не товарищеская, не мирская, ка"к полагают славянофилы, а государственная. Что же касается русского духа, то он выразился не в общинности, а.«преимущественно в создании государства» 105. Если в решении главной проблемы дискуссии: была ли община неизменной или нет, прав оказался Чичерин, то в ряде вопросов обоснованнее была позиция Беляева. Так, он справедливо отстаивал способность крестьянства к самоуправлению. Отрицая господство частноправовых отношений в средневековой Руси, он верно считал русских князей государями, а не частновладельцами, не соглашался с тем, что суд кормленщиков был их частным делом. На эту же ошибку Чичерина указывал и Ю. Ф. Самарин, писавший, что в современной Англии военные чины продаются и покупаются, но это не означает, что англичане не понимают общественного значения военной службы. Вместе с тем оппоненты Чичерина не всегда внимательно изучали выдвигаемые им положения, на что ученый неоднократно обращал внимание. Так, Беляев необоснованно приписал ему непонимание того, что Иван IV привлек к местному управлению выборных от общин с целью ослабления боярства. В некоторых вопросах Беляев и Чичерин были правы только частично. Первый, например, полагал, что русский менталитет определяется об- щинностью, а второй - государственностью 106 Если под об- щинностью в данном случае понимать коллективизм и стремление к социальной справедливости, то Беляев прав, но прав и Чичерин, ибо государственность тоже свойственна русскому национальному самосознанию. Ответ Чичерина на замечания Беляева побудил последнего опубликовать еще одну статью, где он оспаривал аргументы соперника, но принципиально новых положений не внес. Споры с Чичериным ускорили работу Беляева над его главным произведением, ставшим первым монографическим исследованием истории крестьянства и положившим начало систематическому изучению этой важнейшей проблемы107 Но ни новая статья, ни монография Чичерина не убедили. Н. И. Цимбаев показал, что во время этой дискуссии выходят несколько историко-публицистических статей С. М. Соловьева, направленных против славянофильства. Естественно, что в вопросе об общине он поддержал Чичерина108. До крайности довел положения Чичерина шедший вслед за ним историк-государственник В. И.-Сергеевич, который не только считал, что община была создана правительством для обеспечения круговой порукой своевременной уплаты податей, но и доказывал, что в Древней Руси ее вообще не было. Возникла же она по распоряжению Ивана III, а ее первые зародыши можно обнаружить лишь в XIV в.109 Академик Б. Д. Греков не без основания усмотрел в концепции Сергеевича политическую подоплеку: поскольку община в представлении многих революционеров была ячейкой социализма, то Сергеевич, отрицавший ее существование в древности, стремился нанести удар по социалистическим теориям ио. Сторонником позднего происхождения общины был П. Н. Милюков111. Несколько иной была точка зрения А. Д. Гра- довского. Он полагал, что общиньц возникли самостоятельно, для собственных экономических нужд, но позднее ими воспользовалось государство. С установлением всеобщего закрепощения изменились и общины. Выполнение же ими государственных функций не укрепило, а лишило их самостоятельности112. Н. П. Павлов-Сильванский, отметив в современной ему общине два составных элемента - мирское самоуправление и общинное землевладение с переделами земли, указывал, что историки сосредоточили внимание на втором элементе, вокруг которого и вели споры. Сторонники исконности переделов, прежде всего Беляев, были опровергнуты, поскольку было доказано, что переделы впервые появились в XV-XVI вв. в результате помещичьего и государственного влияния, но оппоненты сочли, что раз переделы позднего происхождения, то такова же и община113. Указав в числе оппонентов Милюкова, Павлов-Сильванскии обошел Чичерина, который первым доказал различие между новой и древней общиной, но не отрицал существования последней. Таким образом, в изучении общины Чичерин оставил заметный след в историографии. Во-первых, он доказал, что община не существовала в неизменном виде, а эволюционировала, пройдя ряд этапов. Во-вторых, он оказал серьезное влияние не только на историков государственной школы, но и на другие направления в историографии. В-третьих, внутренняя жизнь общины осталась для Чичерина недоступной. Если Беляев ошибался, полагая, что общинный дух, самоуправление не менялись, то Чичерин ошибался еще больше, игнорируя этот дух, а крестьянское самоуправление сводя до инструмента для собирания податей, выполнения распоряжений барина и государства. Особое место среди критиков Чичерина занимал Н. Г Чернышевский. Рассматривая общину как предпосылку социализма, он, естественно, не мог согласиться с идеей ее государственного происхождения. Доводы Чернышевского, в отличие от Беляева, были чисто умозрительные, не подкрепленные источниками, но анализ выдвинутых Чичериным положений и вывод о невозможности создания общины правительственными распоряжениями выглядят вполне логично. Однако политические расчеты побудили Чернышевского отрицать эволюцию общины. Полемизируя с Чичериным, полагавшим, что неподвижность общин возможна только в неразвитом обществе, он утверждал, что подобный довод не доказательство. Историческое развитие начинается «с передовых классов» и очень медленно «достигает низших слоев народа... Факты доказывают, что историческими деятелями у нас доселе были только высшие сословия и, отчасти, города; о народе история упоминает редко...»114. Как видим, вопреки утверждениям советских историков, Чернышевский далеко не всегда рассматривал народ как созидательную силу на протяжении всей русской истории. Критиковавший воззрения Чичерина на общину Чернышевский (заметим, что критика носила доброжелательный характер) обратил внимание и на общеисторическую концепцию ученого, наиболее полно изложенную в его магистер ской диссертации. В советской историографии позиция Чернышевского освещалась через призму борьбы с буржуазной наукой. Так, А. Н. Цамутали утверждает, что Чернышевский «написал резкую и обстоятельную рецензию на книгу Чичерина об областных учреждениях...». Он также ссылается на выводы В. Е. Иллерицкого, согласно которым Чернышевский показал антинародный характер самодержавия, а итогом его борьбы против либеральных историков, прежде всего против Чичерина, было разоблачение их представления о надклассовой природе самодержавия, на основе документального материала, содержащегося в их же книгах115. Но ни резкой, ни обстоятельной рецензия не была. Цамутали и Илле- рицкий не учли, что в ней Чернышевский боролся не против Чичерина, а за него. Он заметил незаурядный талант ученого уже в первой его статье об общине. Диссертация окончательно убедила Чернышевского в правильности своего вывода. Ему было известно, что охранители рассматривали работу Чичерина как попытку дискредитировать допетровскую администрацию и долго препятствовали защите. Учтя все это, Чернышевский попытался привлечь ученого в свой лагерь. Отсюда многочисленные комплименты, указания на замечательный талант Чичерина, на то, что он в течение нескольких месяцев добился известности, которую другие дарования приобретают за несколько лет, что он сразу занял первые ряды в науке. «В его сочинениях обнаруживается светлый и сильный ум, обширное и основательное знание, верный взгляд на науку, редкая любовь к истине, благороднейший жар души; он имеет дар прекрасного изложения. Если, при таких силах, он не сделается в скором времени одним из корифеев наших, то разве в том случае, когда покинет ученую деятельность. Если же он будет продолжать трудиться для науки с тою ревностью, как начал, то, без сомнения, деятельность его составит эпоху в развитии науки, которую он избрал главным предметом своих занятий»116. Единомышленники Чичерина были сдержаннее в комплиментах. Заметим, что Чернышевский принял основное содержание монографии, но не согласился с общими выводами автора и в рецензии подчеркивал, что ученый безупречен в собственных изысканиях, посвященных специальным вопросам, но общей концепцией истории России не занимался и поэтому заимствовал существующую, ошибочность которой проявилась в его выводах. Под нею Чернышевский явно подразумевал официальную концепцию. Однако если другие, указывал он, под ее влиянием ошибались и в частных вопро сах, то Чичерин решал их самостоятельно. Отсюда его блестящий успех. Дело остается за тем, чтобы проявить самостоятельность и в общеконцептуальном плане. Конечно, Чернышевский приветствовал не любую самостоятельность, а только ту, которая подрывала устои. Будучи достаточно тонок, чтобы не призывать прямо Чичерина стать на его сторону, он «всего лишь» брался «разъяснить» ему, где его истинный путь. Однако общие выводы Чичерина вытекали из его специальных исследований. Весьма уязвимы и выдвинутые положения самого Чернышевского. Он писал, что удельная система была создана князьями, народ же им только подчинялся, но сам желал единства. С объединением вокруг Москвы жители вновь присоединенных земель тут же забывали, что когда-то жили врозь, и помнили только то, что они русские117 Но ведь тезис Чичерина о князьях как о единственно созидающей силе этим не был поколеблен. К тому же мнение Чернышевского о том, что желал народ, не подкреплялось в его работе никакими данными. Надежды Чернышевского на демократизацию Чичерина не оправдались. Его столкновение с Герценом, появление новой книги наглядно свидетельствовали, что он враг радикальной ломки общественных устоев, и тон Чернышевского кардинально меняется. Талант Чичерина не вызывал у него сомнения, но раз Чичерин оказался в другом лагере, то вождь демократов решил уничтожить противника и как ученого, и как публициста. Он представил сто как человека, возомнившего себя непогрешимым мудрецом, высокомерно присвоившим себе право оценивать убеждения других и выносить нм приговор. Между тем он несостоятелен как публицист, ибо совершенно не знает общества, к которому обращается. Кажется, он «готов доказывать готтентотам вред одностороннего увлечения учеными занятиями, доказывать рыбам опасность излишней болтливости, предостерегать белого медведя от пристрастия к тропическому климату»118 Можно перечислять и другие эпитеты. Несостоятелен Чичерин, по Чернышевскому, и как ученый, ибо не разбирается в вопросах, ставших главным.предметом его исследования, - демократии, централизации и бюрократии. Тем не менее Чернышевский оставлял Чичерину шанс на исправление, заявляя, что источник его заблуждения в некритически воспринятой реакционной литературе. Однако надежды на благоприятный исход Чернышевский не питал119. В дореволюционной демократической литературе утверди: лась мысль о превосходстве Чернышевского над его противниками, включая, разумеется, и Чичерина. Так, Н. Ф. Даниельсон, обращая внимание К. Маркса на статью вождя революционной демократии «Г Чичерин как публицист», писал: «Это блестящая критическая работа, в которой автор с едким юмором опровергает главные мысли Чичерина»120 Советские историки восприняли этот подход, и в соответствии с ним Цамутали вслед за Иллерицким подчеркивал, что Чернышевский раскрыл антидемократическую сущность Чичерина 121. Однако говорить о победе Чернышевского над Чичериным нет оснований. Во-первых, победителем он мог казаться в глазах «прогрессивной» общественности, но пепрогрессивная видела его неприкрытую необъективность. Во-вторых, сущность своих взглядов Чичерин раскрыл сам и сделал это основательнее, чем кто-либо. Так что заслуги Чернышевского в этом нет. В-третьих, Цамутали и Иллерицкий полагали, что признание Чичерина антидемократом - это убийственная оценка. Мы же считаем, что именно демократы нанесли тогда ущерб стране. Солидное место в наследии Чичерина заняла проблема представительных учреждений. Тщательно изучая зарубежные учреждения, ученый, естественно, |у не мог обойти земские соборы, которые, по его мнению, больше всего походили на французские Генеральные штаты. Но, подчеркивал он, в условиях самодержавия и закрепощения сословий земские соборы имели гораздо меньшее значение, чем сходные учреждения на Западе. Были исключения вроде собора, избиравшего новую династию, но они были редки. На соборах, в отличие от Запада, не было и речи о полнтическах правах пли вмешательстве в государственные дела. Они оставались чисто совещательными и созывались, когда правительство находило это нужным. Ни инструкций избирателей, ни законодательной деятельности, только ответы различных чинов на заданные правительством вопросы, да и то ответы были нередко внушены правительством. Бедность содержания соборов наглядно свидетельствовала, что они не играли существенной роли в государстве 122 Дважды, продолжал Чичерин, верховная власть оказывалась в руках народа. Сначала - после пресечения династии Рюриковичей, затем - на Земском соборе 1613 г. Причем на последнем она в буквальном смысле принадлежала народу, поскольку среди выборных были крестьяне. Однако народные избранники не считали себя верховной властью и «созывались как будто единственно для того, чтобы угадать назначенного Богом царя»123 Ни об ограничении царских прерогатив, ни об обеспечении гражданских прав они не думали. Лишь немногочисленные бояре желали ограничения от произвола, но земля справедливо предпочитала самодержавие олигархии. Ограничения вводились только при Василии Шуйском, а по договору об избрании на престол Владислава предусматривалось их расширение. Но все эти попытки провалились, поскольку в первом случае сказалось недоверие к боярам народа, а во втором - нежелание последнего иметь царем поляка. Есть сведения, указывал Чичерин, что ограничительная запись была взята с Михаила, но даже если это и было, то никакого влияния на государственные дела она не оказала и никто на нее не ссылался. Однако неограниченная царская власть нуждалась в содействии земли, поэтому земские соборы при Михаиле были бесправны и вышли за совещательные рамки124. Но это продолжалось недолго, и они сначала вновь стали совещательными собраниями, а затем были отменены. Причина этого, разъяснял Чичерин, заключалась в чрезвычайной слабости общественных связей, в силу чего сословное представительство возникло не вследствие внутреннего развития общества, как на Западе, а было создано сверху государством для правительственных нужд. Более того, фактически на соборах была представлена не земля, а московские чины с добавлением иногородних дворян и детей боярских, находившихся на службе в Москве. Горожане также были представлены москвичами. Следовательно, Москва заменяла собою государство, что свидетельствовало об отсутствии понятий о правильной организации. В период Смутного времени нависшая над страной смертельная опасность пробудила общественную самодеятельность, но по мере стабилизации положения она стала угасать. Государство же, напротив, укреплялось и с накоплением собственных сил все менее нуждалось в соборах. В середине XVII в. одновременно с ликвидацией сословно-представительных учреждений в Европе они исчезли и в России. В последней это осуществилось легче, чем на Западе, ибо русская монархия была сильнее западной, а представительство - слабее. Поэтому «земские соборы исчезли не вследствие сословной розни или опасений монархов, а просто вследствие внутреннего ничтожества»125. Правда, продолжал ученый, от отдельных сословий собрания выборных созывались и позднее, но они носили другой характер. Последним из них была Уложенная комиссия Екатерины II. Но в развитии законодательства эти собрания никакой роли не сыграли, поскольку выборные были способны обсуждать готовые проекты, но не составлять законы. Поэтому такие учреждения имели меньшее значение, нежели земские соборы. И те и другие - свидетельство чрезвычайной слабости русского представительства, что естественно при крепостном строе. «Царь совещался с подданными, как помещик с своими крепостными, но государственного учреждения из этого не могло образоваться» 126. Лишь с раскрепощением дворянства в русском государстве появляются понятия «свобода» и «право». Пока же огромное большинство населения - крестьянство было закрепощено, они не могли развиваться. Только освобождение крестьян, подчеркивал Чичерин, создало предпосылки для появления представительных учреждений. Но политическая свобода не вытекает непосредственно из личной. Меньше всего к ней готов народ, только что вышедший из крепостной зависимости. Поэтому необходимо медленное и постепенное создание условий, «без которых введение представительного устройства может породить только смуту» 127 Как видим, работа Чичерина органически содержала в себе как научный, так и политические аспекты. Она появилась в период общественной борьбы по вопросу о будущем политическом устройстве России. Ученый не соглашался ни с поборниками сохранения абсолютизма на вечные времена, ни с жаждавшими его скорейшей замены. Первым он доказывал, что элементы представительства у нас были, следовательно, Россия - европейская страна и рано или поздно придет к конституционному режиму. Вторым говорил, что историческое представительство было ничтожно по своему содержанию, а поэтому все придется создавать практически на пустом месте. Отсюда неизбежен долгий и трудный процесс, подстегивать который опасно. Научная и политическая актуальность истории земских соборов породила обширную историографию проблемы. Поскольку она глубоко освещена Л. В. Черепниным 128, то мы ограничимся выяснением роли в ней Чичерина. В. О. Ключевский, также исследовавший проблему земских соборов, посвятил свою работу Чичерину, в которой писал, что тому «принадлежит едва ли не первое по времени цельное и превосходное изображение устройства, деятельности н значения земских соборов, основанное на изучении актов этого учреждения, какие были известны в то время. После этого образцового опыта ряд других исследователей продолжал изучение земских соборов, оспаривал, поправлял пли подтверждал взгляд на них, высказанный г Чичериным, пересматривая те же самые акты» 129 В исследовании самого Ключевского были учтены новые, не известные его предшественнику источники, однако выводы п суждения были в немалой степени схожи с чичерин- скпми. По он ошибался, полагая, что научная постановка проблемы принадлежит Чичерину. Мы разделяем мнение Черепнпна о приоритете здесь Соловьева. Чичерин, подчеркивал Черепнин, первый «поставил изучение земских соборов на почву сравнительно-исторического метода С появлением труда Чичерина вопрос о сходстве или различии между русскими земскими соборами и западными сословнопредставительными учреждениями стал предметом оживленной дискуссии в исторических трудах» 130 По обоснованному мнению Черепнина, дореволюционная историография делилась на два направления. Для первого характерно изучение земских" соборов на основе их сопоставления с западными сословно-представительными учреждениями, для второго - рассмотрение соборов как самобытного института, отличного от западных131. Чичерин был родоначальником первого направления. Этим и определяется его роль в историографии проблемы. Первоначально оно состояло из ученых, настаивавших на слабости представительного начала в России. Позднее возникла другая разновидность направления, сторонники которого максимально сближали земские соборы и сословно-представительные учреждения Запада. Отсюда неизбежность полемики. Пожалуй, наиболее острым критиком Чичерина был II. П. Павлов-Сильванский, опиравшийся на"предшествовавшие ему исследования о земских соборах В. И. Сергеевича, В. Н. Латкина и С. Ф. Платонова. По его мнению, устройство и полномочия земских соборов были сходны с аналогичными учреждениями Запада, за исключением английского парламента, да и то в более поздний период. В отличие от последнего Земский собор не имел конституционных гарантий, но их не имели и французские Генеральные штаты, и немецкие ландтаги. Представление же Чичерина о бедном содержании соборов, подчеркивал историк, проистекало от незнания острой социальной борьбы на них, вскрытой Платоновым 132. Решительно отрицавший мнение Чичерина о внутреннем ничтожестве соборов, Павлов-Сильванский был прав. Конечно, его рассуждения о социальном аспекте проблемы имели уязвимые стороны, но Чичерин, связавший происхождение земских соборов только с правительственными нуждами, ошибался больше. Вместе с тем Павлов-Сильванский чрезмерно сближал русские и западные представительные учреждения и практически оставлял без внимания различия. Диаметрально противоположным был подход к земским соборам славянофилов, видевших в них союз царя с народом, проявление русского национального бытия. В рассуждениях таких славянофилов, как К. С. Аксаков, было немало наивного, а выдвигаемые ими положения нередко не имели достаточного обоснования 133. Это облегчало их критику. Но рациональное зерно в рассуждениях славянофилов было. Подводя итог, скажем, что со времени появления работы Чичерина наука в изучении истории земских соборов сделала огромный шаг вперед, но спорных и нерешенных вопросов немало. Однако в любом случае труд Чичерина остается важной вехой в историографии. Накануне петровских преобразований процесс формирования органов управления, по мнению Чичерина, зашел в тупик. Отсутствие системы в законодательстве привело к административному хаосу. Более того, российское государство управлялось не на основании законов, а распоряжениями, которые отдавались отдельным должностным лицам. В результате случайная практическая потребность вызывала в одном месте одно распоряжение, а в другом другое. Такое положение, по Чичерину, отнюдь не свидетельство недомыслия царей. Оно порождено господством частного права. Но если в частном хозяйстве такой порядок уместен, ибо в нем все держится на личном контроле хозяина, то в обширном государстве такое управление несостоятельно. Необходимо было законодательство, учитывающее общегосударственные потребности, но возникнуть эмпирическим путем оно не могло. Нужна была теория, способная «дать ключ к систематическому устройству государственного организма...» Поскольку же русское государство образовалось не в результате соглашения различных общественных слоев, а создано одной властью, постольку все в нем необходимо было строить на теоретической основе. Но именно теоретического образования и не хватало государству, а возникнуть самостоятельно оно не могло. Отсюда необходимость заимствования. Западные народы взяли его из римского права, мы же должны были взять его у них134. Возникшую проблему решил Петр I, и в этом его величие. Чичерин особо подчеркивал, что Петр не только не был разрушителем традиций, но, напротив, продолжал дело московских государей. Не вследствие внешнего влияния, а в результате внутреннего развития Россия дошла до необходимости просвещения, что и осознал Петр I. «Да, велика была древняя Россия, ибо она могла произвести Петра!» Он был призван «к осуществлению тех идеалов государства, которые смутно носились в голове московских царей»135 Приведенные здесь высказывания Чичерина свидетельствуют, что ученый отстаивал закономерность петровских преобразований и в этом смысле превосходил тех своих предшественников, которые видели в них дело одного Петра. Но сосредоточение всего внимания на функционировании и эволюции административного механизма было серьезным недостатком. Однако-неверно судить о воззрениях Чичерина только по этим высказываниям и не, учитывать их дальнейшую эволюцию. В: Е. Иллерицкий, освещая в «Очерках истории исторической науки в СССР» воззрения Соловьева на петровские преобразования, писал, что первоначально он расценивал их как крутой поворот в истории, как революцию сверху. Позднее, в связи с поправением политических взглядов, подчеркивал эволюционный характер деятельности Петра, поддерживал общую всем государственникам формулу: «Народы в своей истории не делают прыжков». Аналогичные мыс^и, по мнению Иллерицкого, были высказаны Чичериным‘в письме к Герцену в 1856 г.136. Действительно, там было такое, но в том же письме Чичерин указывал на революцию, как на следствие упорной охранительной системы137 Позднее он снял имевшиеся у него противоречия. И, ратуя за эволюционный путь развития, указывал, что он возможен лишь при способности общества к обновлению. Но, писал ученый, «чаще всего господствует неразумный застой, за которым следуют внезапные скачки»138 Будучи диалектиком, он полагал, что-историческое развитие идет не путем органического роста, а через борьбу старого с новым. Однако признание скачков не означает, что их надо ждать с покорностью обреченных. За эволюционный путь, как за самый выгодный, надо бороться. Проводниками назревшего нового должны быть, считал ученый, сами власти. Но, к сожалению, они редко проявляют прозорливость. И дело не в интеллектуальной слабости, а в связи личных интересов законодателей со старым порядком. Отсюда защита старого до проявления его полной несостоятельности. Поскольку изменение старого уклада всегда задевает чьи-то интересы, порождая сопротивление, постольку только сильное правительство способно проводить преобразования и усмирять волнения. Наибольшую сложность представляют преобразования, ведущие к изменениям общественного строя. Их время составляет критическую эпоху в народной жизни. Менее глубоки преобразования, «имеющие в виду умножение государственных сил», но поскольку они зависят от состояния общества, то их быстрый рост невозможен без побуждения его к напряженной деятельности. Следовательно, «и эти реформы могут, при известных условиях, дать народной жизни совершенно новый толчок. Таково... было значение реформ Петра Великого» 139 Цель Петра, считал Чичерин, заключалась в создании сильного государства, не уступающего европейским. Для этого надо, было получить выход в море, но первое же сражение показало неподготовленность России. Нужны были войско, флот, а на них требовались деньги и люди.. Однако из-за татарского ига Россия была бедна и тем, и другим. Поэтому, напрягая же силы страны, Петр насаждал промышленность, торговлю, просвещение. Прошлое России дало закрепощение сословий. Петр сумел использовать доставшийся ему покорный материал на пользу отечества, разбил его косность и просветил его светом науки. Тем самым Петр подготовил соотечественников к будущему восприятию свободы 140. Критики Петра, продолжал Чичерин, не решаясь опровергнуть свершенного им дела, считают, что оно могло бы совершиться не так круто и без насилия. Чичерин допускал такую возможность, но полагал, что в таком случае опутанному холопскими отношениями русскому государству понадобились бы века для сближения с Европой, а его полу- азиатский быт сохранился бы навсегда. Как видим, Чичерин показал экономическую, культурную и военную обусловленность петровских преобразований. Однако, как и другие государственники, оставил в тени цену, которую пришлось уплатить за них народу, наличие целого ряда вредных мероприятий, грубого насилия, нередко не ускорявшего, а замедлявшего введение действительно нужного. Нежелание всерьезч вникнуть в теневые стороны петровского правления вело к тому, что в "данном вопросе государственники уступали даже тем ученым, которых они превосходили на целый порядок. Тот же Н. М. Карамзин во многом справедливо упрекал Петра I за чрезмерное подражание Европе, за высмеивание русских обычаев, ведущее к утрате национального самоуважения, за неоправданное гонение на русское платье и бороды, которые не мешали усвоению просвещения, за ущемление церкви. Карамзин понимал необходимость заимствования лучших европейских достижений, но, наблюдая современное ему общество, не без основания опасался, что увлечение Европой зашло за черту благоразумия. «Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию - неверным или братьям?»141. Чичерин же считал европейцев старшими братьями. Дело, начатое Петром, по мнению Чичерина, было завершено Екатериной II. Ее завоевания превратили Россию в великую державу. Царица проявляла заботу и о внутреннем благоустройстве, а теоретические знания умело сочетала с государственной предусмотрительностью. Поэтому, прежде чем претворять теорию в жизнь, она решила изучить потребности страны, созвав для этого Уложенную комиссию. Знакомство с ее членами, с их дебатами убедило царицу в том, что об изменении общественного строя не может быть и речи. Оно было бы возможно при наличии средних классов. В России же полностью преобладали дворяне. На них царица и сделала ставку 142. В советской историографии подчеркивалось лицемерие Екатерины II в социальной политике, прикрытие продворян- ского курса мнимопросветительской демагогией. Конечно, лицемерие было присуще императрице, но преувеличивать его нельзя. Если бы она обнаружила в стране реальную силу помимо дворянства, то она бы ею воспользовалась, но, поскольку ее не оказалось, Екатерина II ради укрепления собственной власти удовлетворила все чаяния дворянства. С теоретической точки зрения, писал Чичерин, вслед за Жалованными грамотами дворянству и городам следовало бы освободить крестьян. Но, понимая это, императрица видела практическую неосуществимость этой задачи. Государственный строй держался на дворянстве, следовательно, ослаблять материальную базу последнего, основанную на прикреплении крестьян, было нельзя. Проявив государственную мудрость, она, напротив, «распространила крепостное право и на Малороссию, с целью теснее слить ее с Россией. Мало- российские помещики охотно отдали свои местные привилегии взамен полученного им крепостного права» 143. Последнее высказывание не согласуется с исторической концепцией самого же Чичерина. Если Россия вступила в полосу постепенного раскрепощения сословий, то ввиду невозможности освобождения крестьян, по политическим соображениям, по крайней мере, не следовало расширять крепостничество. Оно же не только расширялось, но и ужесточалось, о чем Чичерин не писал. Несомненный рост могущества русского государства заслонил от него оборотную сторону успехов. Екатерина II действительно сумела превратить дворянство в свою опору. Добилась она и необходимой консолидации украинского дворянства с великорусским. Но достигалось это за счет народа. Подчеркнем, что царица не ввела крепостное право на Украине, а только завершила процесс его оформления, который шел задолго до нее144, и, как убедительно показал Н. И. Ульянов, решающую роль в нем сыграли украинские помещики 145. Чичерин не обратил внимание на это обстоятельство, а оно очень важно. Его современник Н. И. Костомар9в писал, что дворянство, и крепостничество, расколовшие некогда единую украинскую нацию, были искусственно созданы русским правительством ради укрепления своего господства над Украиной 146 Позднее эту идею довели до крайности шовинисты-самостийники. Большинство из них были выходцами из украинского дворянства, но обвинять предков за крепостничество они не собирались. Учтем, что отношения центра с украинской верхушкой складывались непросто, и окончательно решить эту проблему Екатерине II, вопреки мнению Чичерина, не удалось. Если трудящимся Великой и Малой Руси нечего было делить между собой, то позиция украинского дворянства была двойственной. В своем большинстве оно было потомками казацкой старшины, сформировавшейся в период польского владычества. Старшины ненавидели польских панов, но хотели жить, как они, - самовольно и самовластно. Заслуги казачества, включая старшину, в борьбе за освобождение Украины несомненны, но полуанархист- ская вольница не могла создать прочного общественного быта и мешала обретению независимости. Понимая недостаток собственных сил, наиболее дальновидные старшины, прежде всего Б. Хмельницкий, стремились к воссоединению с Россией. Но оно не могло быть безболезненным, ибо старшины хотели московской помощи, но не желали московского правления, а этого не потерпело бы ни одно централизованное государство. Конечно, увидеть в этом конфликт деспотизма с демократией, особенно если это отвечает политическим расчетам, соблазнительно, но это антиисторический подход. Великорусия была окружена не менее могущественными врагами, нежели Украина, но благодаря концентрации сил, готовности народа жертвовать личными интересами сумела выстоять и создать могучее государство, которое при всех его недостатках обеспечило национальную и религиозную независимость. Без него и Малая и Белая Русь остались бы в вечной кабале. Старшины же и реестровые казаки готовы были отдать жизнь за родину, но поступиться волей, выдаваемой ими за свободу Украины и бывшую на самом деле присвоенным ими правом на своеволие и буйство, они не хотели. Положение усугублялось тем, что в отличие от донских казаков украинские на протяжении длительного времени имели дело не со своим, а с польским государством, что порождало у них антигосударственные настроения, преодолеть которые было нелегко. Во многом из-за них Польша, не превосходившая Украину ни материальными, ни людскими ресурсамл, держала ее в подчинении, несмотря на военную доблесть казаков. Гипотетически можно предположить, что старшинам при благоприятных обстоятельствах удалось бы создать свое государство, но оно напоминало бы Речь Посполитую, а этот тип государственности был обречен. Н. И. Ульянов убедительно показал, что идеализация казаков беспочвенна, а представление об установлении ими демократии на Украине является мифом147 Историка стоит упрекнуть за преувеличение теневых сторон казачества и недооценку его заслуг, но его мнение о том, что именно народ стремился к воссоединению, а старшины занимали двойственную политику и что угли сепаратизма тлели среди их потомков, справедливо. Еще С. М. Соловьев, анализируя ситуацию на Украине после смерти Б. Хмельницкого, писал: «Присоединение к S Москве было делом народного большинства, и большинство это до сих пор не имело никакой причины раскаяться в своем деле». Старшину же и украинская шляхта, тяготившиеся подчинением Москве, опять потянулись к Польше148. Это во многом предопределило потерю Правобережной Украины И Белоруссии. Опиравшиеся на чужеземцев предатели сумели увлечь за собой и часть казаков. Расплачиваться за это пришлось народу. Польша не знала централизованного деспотизма, но царившая там воля была панской, обрекавшей простого человека на бесправие, на перспективу в любую минуту оказаться на колу. Учтя все это, украинский народ не пошел позднее за Мазепой, предпочтя власть Пет- pa I, а ведь его рука была тяжелее руки Алексея Михайловича, при котором Украина воссоединилась с Россией, В потере Правобережной Украины и Белоруссии отчасти повинно и российское правительство, в ряде случаев навлекшее на себя справедливое недовольство. Однако обоюдовыгодный компромисс был вообще невозможен, ибо самодержавная власть и казачий суверенитет несовместимы. Поэтому уничтожение Екатериной II гетманского правления было естественным и исторически оправданным завершением процесса укрепления центральной власти. Но часть потомков старшины не примирилась с этим и тлеющий сепаратизм находил в них почву. Мы уже писали о близорукой политике правительства, оставившей на Украине и Белоруссии польских помещиков. Пользуясь снисходительностью русских властей, последние вели целенаправленную русофобскую пропаганду и всячески способствовали вызреванию украинского сепаратизма. Н. И. Ульянов отмечал большую роль в становлении сепаратизма польских идеологов. Из их работ самостийники почерпнули многие идеи и аргументы 149. Логика поляков понятна. Развал единой Руси открывал возможность для восстановления Польши. Главное усилие поляки и сепаратисты направляли, по словам Ульянова, на внедрение общественное сознание мысли о том, что украинцы не русские. Сначала появилось представление о двух ветвях русского народа, потом - об отдельных народах, наконец, об их противоположности. Русские же власти либо безучастно наблюдали за происходящим, либо пытались противодействовать, но крайне непоследовательно и неудачно. С марксистской точки зрения такая политика объясняется классовыми соображениями, по нашему же мнению, она следствие утраты национальных ориентиров. Никакая классовая солидарность не помешала Ивану III выселить новгородскую элиту и этим покончить с вековым новгородским сепаратизмом. Жестокость такой акции несомненна, но она отвечала интересам отечества, включая и интересы трудового населения Новгорода. Если бы Екатерина II или ее наследники, вместо того чтобы искать подходы к перманентным смутьянам, поступили бы так же, то поколебать единство России стало бы невозможно. К сожалению, Чичерин никогда, в отличие от Соловьева, не занимался историей Украины, и это оФрицательно сказалось на его общерусской концепции. Завершая рассмотрение исторических взглядов Чичерина, необходимо сказать следующее. Ему принадлежит видное место в отечественной историографии, и определяется оно прежде всего тем, что ученый был главным теоретиком государственной школы. Отличительной особенностью Чичерина как историка было то, что его суждения основывались на источниках. Это признавали и его научные противники. Однако его приверженность к документальному обоснованию имела и слабую сторону. Исследователь такого уровня- не мог не понимать недостаточность источниковой базы науки того времени. Отсюда должна бы вытекать осторожность в выводах. Чичерин же нередко проявлял безапелляционность в выводах, полагая, что раз нет письменного свидетельства, то нет и явления. Это порождало нередкие расхождения между теорией общественного развития Чичерина ц его суждениями о русской истории. Ученый объяснял это своеобразием России, а само своеобразие рассматривал как следствие географической обездоленности страны и отсутствия у нее цивилизованного наследства. Фактически русское своеобразие выглядит у Чичерина отсталостью. Величие же страны заключалось в преодолении трудностей, реализации заложенных в нее европейских потенций и добровольном сближении с Западом, превосходство которого для Чичерина было несомненно. Именно западнический подход к проблемам национальной истории самое слабое место Чичерина. Однако признание принципа историзма, наличия закономерностей в историческом процессе, стремление к объективности, пусть и не всегда правильно понимаемой, установление зависимости политики от социально-экономических отношений свидетельствуют о том, что Чичерин был выдающимся представителем историографии своего времени. Схема русской истории, созданная Чичериным, оказала большое влияние на развитие исторической науки. У ученого было немало весомых.достижений. Так, он установил связь между разложением родовых отношений и возникновением Киевской Руси, не считал варягов создателями русской государственности, хотя и писал, что они положили начало власти. Велика роль Чичерина в изучении духовных и договорных грамот князей. Правда, в научный оборот их ввел еще в XVIII в. М. М. Щербатов. Но именно Чичерин доказал, что междукняжеские отношедия в удельный период определялись не столько степенью родства, сколько договорными отношениями. Другое дело, что он считал их частными. В понимании же роли родовых отношений в истории России Чичерин превосходил и Кавелина, и Соловьева. Ученый правомерно рассматривал XV в. как поворотную точку в истории России, поскольку в это время возникло централизованное государство. Ошибка его состояла в том, что нецентрализованное он де считал государством. Несомненным вкладом Чичерина в науку были его исследования, посвященные общине. Он первым доказал, что, вопреки сложившемуся мнению, она не была неизменной и не являлась сугубо славянским явлением. Но внутренний мир общины остался для ученого недоступен. Преувеличивал он и степень правительственного влияния на нее. Ученый также показал закономерность реформ Петра I, но, будучи западником, непомерно идеализировал преобразователя. Вместе с тем представления Чичерина о бродячей Руси, будто бы существовавшей до закрепощения сословий, сама теория закрепощения и раскрепощения сословий, получившие широкое распространение fe историографии вплоть до эпохи империализма, неверны. По Чичерину, княжеская, а затем царская власть была демиургом русского исторического процесса на протяжении веков. Действительно, власть играла в России большую роль, нежели в любой другой европейской стране. Тем не менее ее преувеличение у Чичерина несомненно. Исключив активное участие народа из государственного строительства, ученый фактически превратил татар в позитивный фактор русской истории, утверждая, что, приучив народ к покорности, они тем самым облегчили создание нашей государственности. Чичерин правомерно считал терпеливость русского народа его характерной чертой, но интерпретировал это терпение неверно, поскольку фактически отождествлял его с покорностью. Вольно или невольно, но он приближался к выводу о том, что в основе русского терпения лежит холопье чувство. Русофобы именно так и говорят. Правда, Чичерин указывал на сознательное служение государству, но из покорности грсудар- ственное сознание не рождается. Терпение же - это*не покорность из страха перед силой, а добровольное перенесение тягот, нередко и жертвенность во имя высших целей. Русский человек терпел ради сохранения своего рода и во имя веры и отечества. В последнем случае обязательным условием терпения было убеждение в том, что принцип, на котором основана власть, справедлив. И хотя непосредственное общение с носителями власти чаще всего рождало негативное к ним отношение, но пока сохранялась вера, что где- то на самом верху, прежде всего в лице царя правда жива, терпение не иссякало. Тезис Чичерина об активной роли государства и пассивности народа получил широкое распространение в историографии и удерживался вплоть до 1917 г. В демократической, а затем в советской литературе Чичерина сурово упрекали за него. Но если Чичерин преувеличивал роль русского государства, то его критики, во-первых, преуменьшали ее, а во-вторых, не учитывали, что ученый никогда не был апологетом государства и полагал, что в пореформенной России государственное влияние должно быть сокращено, а личности и обществу предоставлена определенная самостоятельность. Мнение же Чичерина о пассивности русского народа неверно. Конечно, самостоятельные действия народа разрозненны и ограниченны. Для решения крупномасштабных задач нужна организация, а самой мощной организацией является государство. Особенность России в том, что в силу объективных обстоятельств организатором было» постоянно именно оно. Отсюда вывод Чичерина: вплотчь до середины XIX в. в России все делалось государством. Доля истины в этом есть. Одна-ко влияние русского народа на свое государство было. Безусловно, в эпоху дворянской гегемонии это влияние практически исчезло. Усиление позиции буржуазии не изменило ситуацию, и это имело трагические последствия. В критическую минуту народ не захотел защищать государство, и оно рухнуло. * * * Завершая изучение наследия Б. Н. Чичерина, мы приходим к выводу, что его труды - не только выдающийся вклад в науку и замечательный памятник общественно-политической мысли, но и актуальны по сей день. Успешное строительство новой России - могучей, процветающей, свободной, опирающейся на отечественные культурно-исторические традиции, - возможно только при тщательном изучении представителей «золотого фонда» русской мысли. К их числу несомненно относится Чичерин. Это не значит, что Россию надо строить непосредственно по Чичерину. Последний не мыслил ее процветания без всесторонней вестернизации. Но утрата национальной самобытности обернется для страны, не принадлежащей к западной цивилизации, тяжелыми последствиями. Однако у Чичерина было немало мыслей и идей, правильность которых подтвердила жизнь. Даже ошибки мыслителя такого масштаба весьма поучительны, а их анализ обогащает и науку, и практику.