Анненский биография. Иннокентий Анненский: фото, биография, личная жизнь, поэзия и интересные факты

Иннокентий Федорович Анненский

Родился 20 (1. IX) августа 1856 года в Омске.

Отец – советник, затем начальник отделения Главного управления Западной Сибири. Мать – отдаленная родственница Ганнибала, а значит, Пушкина. В 1860 году отца перевели в Петербург чиновником по особым поручениям в Министерстве внутренних дел. Отличаясь предприимчивым характером, ввязался в торговые спекуляции, наделал долгов, в итоге потерял службу, тяжело заболел. Из-за всего этого Анненский не любил вспоминать детство.

В 1875 году поступил в Петербургский университет – на историко-филологическое отделение. Французским и немецким Анненский владел с детских лет, в университете добавил к этим языкам – латинский, греческий, английский, итальянский, польский, санскрит, древнееврейский. «Так как в те годы еще не знали слова символист , – вспоминал он позже, – то был я мистиком в поэзии и бредил религиозным жанром Мурильо. Черт знает что! В университете – как отрезало со стихами. Я влюбился в филологию и ничего не писал, кроме диссертаций…»

В 1879 году окончил университет со званием кандидата историко-филологического факультета. Преподавал латынь и греческий язык в частной гимназии Ф. Ф. Бычкова. Еще студентом третьего курса страстно влюбился в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую. Несмотря на ответное чувство, осторожная тридцатишестилетняя вдова, мать двоих сыновей, не спешила становиться женой студента, который был на четырнадцать лет моложе ее. Они поженились лишь после того как Анненский закончил университет. Чтобы содержать увеличивающуюся семью (скоро родился сын), Анненский, кроме уроков в гимназии, начал преподавать в Павловском институте, читал лекции на Высших женских (Бестужевских) курсах.

В 1891 году Анненского перевели в Киев на пост директора «Коллегии Павла Галагана» – частного закрытого учебного заведения, учрежденного супругами Галаганами в память об их рано умершем сыне. В Киеве Анненский решил перевести на русский язык все трагедии любимого им Еврипида, дав к ним подробный комментарий. Этот план он, кстати, выполнил – перевел все семнадцать дошедших до нас трагедий. Правда, занимался этим он уже в Петербурге: после конфликта с почетной попечительницей «Коллегии», Анненский вернулся в столицу.

В Петербурге Анненского назначили директором 8-й мужской гимназии, находившейся на 9-й линии Васильевского острова, но вскоре перевели в Царское Село – директором Николаевской мужской гимназии. «Время от времени, – вспоминал позже искусствовед Н. Н. Пунин, – мы видели директора в гимназических коридорах; он появлялся там редко и всегда необыкновенно торжественно. Открывалась большая белая дверь в конце коридора первого этажа, где помещались старшие классы, и оттуда сперва выходил лакей Арефа, распахивая дверь, а за ним Анненский; он шел очень прямой и как бы скованный какой-то странной неподвижностью своего тела, в вицмундире, с черным пластроном вместо галстуха; его подбородок уходил в высокий, крепко-накрепко накрахмаленный, с отогнутыми углами воротничок; по обеим сторонам лба спадали слегка седеющие пряди волос, и они качались на ходу; широкие брюки болтались вокруг мягких, почти бесшумно ступавших штиблет; его холодные и вместе с тем добрые глаза словно не замечали расступавшихся перед ним гимназистов, и, слегка кивая головой на их поклоны, он торжественно проходил по коридору, как бы стягивая за собой пространство…»

В 1901 году вышла в свет трагедия Анненского «Меланиппа-философ», в 1902 году – «Царь Иксион», а в 1906 году – «Лаодамия». А за два года до выхода «Лаодамии» Анненский издал (под псевдонимом «Ник. Т-о») сборник стихов – «Тихие песни». Правда, кроме В. Брюсова и А. Блока никто «Тихих песен» не заметил, но в письме к А. В. Бородиной Анненский скромно заметил: «Нисколько не смущаюсь тем, что работаю исключительно для будущего».

В 1906 году Анненского назначили инспектором Петербургского учебного округа. Близкая дружба связывала его в эти годы с женой старшего пасынка – Ольгой Петровной Хмара-Барщевской. «Меж теней погасли солнца пятна на песке в загрезившем саду. Все в тебе так сладко-непонятно, но твое запомнил я: „Приду“… Черный дым, но ты воздушней дыма, ты нежней пушинок у листа, я не знаю, кем, но ты любима, я не знаю, чья ты, но мечта… За тобой в пустынные покои не сойдут алмазные огни, для тебя душистые левкои здесь ковром раскинулись одни… Эту ночь я помню в давней грезе, но не я томился и желал: сквозь фонарь, забытый на березе, теплый воск и плакал и пылал…» Через восемь лет после смерти поэта Ольга Петровна написала близкому ей человеку: «Вы спрашиваете, любила ли я Иннокентия Федоровича? Господи! Конечно, любила, люблю. И любовь моя „plus fort la mort“. Была ли я его „женой“? Увы, нет! Видите, я искренне говорю „увы“, потому что не горжусь этим ни мгновения: той связи, которой покровительствует „Змея-Ангел“, между нами не было. И не потому, что я греха боялась, или не решалась, или не хотела, или баюкала себя лживыми уверениями, что „можно любить двумя половинами сердца“, – нет, тысячу раз нет! Поймите, родной, он того не хотел, хотя, может быть, настояще любил только одну меня… Но он не мог переступить… Его убивала мысль: „Что же я? Прежде отнял мать (у пасынка), а потом возьму жену? Куда же я от своей совести спрячусь?“.

В 1906 году в товариществе «Просвещение» вышел первый том трагедий Еврипида, переведенных Анненским. Отдельным томом вышли статьи о русских писателях XIX века и о некоторых современниках – «Книга отражений». Разделяя взгляды символистов, Анненский утверждал: «В поэзии есть только относительности , только приближения , потому никакой, кроме символической, она не была, да и быть не может…»

Тогда же Анненский закончил «вакхическую драму» «Фамира-кифарэд». «Лет шесть назад, – писал он Бородиной, – я задумал трагедию. Не помню, говорил ли я Вам ее заглавие. Мысль забывалась мною, затиралась другими планами, поэмами, статьями, событиями, потом опять вспыхивала. В марте я бесповоротно решил или написать своего „Фамиру“ к августу, или уже отказаться навсегда от этой задачи, которая казалась мне то непосильной, то просто нестоящей. Меня что-то давно влекло к этой теме. Между тем в этом году, весной, мой старый ученик написал на этот миф прелестную сказку под названием „Фамирид“. Он мне ее посвятил. Еще года полтора тому назад Кондратьев говорил мне об этом намерении, причем я сказал ему, что и у меня в голове набросан план „Фамиры“, – но совсем в ином роде – трагическом. И вот теперь уже состоялось чтение».

Второй сборник стихов Анненского – «Кипарисовый ларец» – вышел уже после смерти поэта. Книга эта произвела чрезвычайно сильное впечатление.

«То было на Валлен-Коски. Шел дождик из дымных туч, и желтые мокрые доски сбегали с печальных круч… Мы с ночи холодной зевали, и слезы просились из глаз; в утеху нам куклу бросали в то утро в четвертый раз… Разбухшая кукла ныряла послушно в седой водопад, и долго кружилась сначала, все будто рвалась назад… Но даром лизала пена суставы прижатых рук, – спасенье ее неизменно для новых и новых мук… Гляди, уж поток бурливый желтеет, покорен и вял; чухонец-то был справедливый, за дело полтину взял… И вот уж кукла на камне, и дальше идет река. Комедия эта была мне в то серое утро тяжка… Бывает такое небо, такая игра лучей, что сердцу обида куклы обиды своей жалчей… Как листья тогда мы чутки: нам камень седой, ожив, стал другом, а голос друга, как детская скрипка, фальшив… И в сердце сознанье глубоко, что с ним родился только страх, что в мире оно одиноко, как старая кукла в волнах…»

В 1909 году вышла «Вторая книга отражений».

В марте того же года в Царское Село к Анненскому приехали художественный критик С. К. Маковский и поэт М. Волошин. Они пригласили поэта к сотрудничеству в новом ежемесячном литературно-художественном журнале «Аполлон», и поэт принял предложение. «Высокий, сухой, – вспоминал его Маковский, – он держался необыкновенно прямо (точно „аршин проглотил“). Прямизна зависела отчасти от недостатка шейных позвонков, не позволявшего ему свободно вращать головой. Будто привязанная к шее, голова не сгибалась, и это сказывалось в движениях и в манере ходить прямо и твердо, садиться навытяжку, поджав ноги, и оборачиваться к собеседнику всем корпусом, что на людей, мало его знавших, производило впечатление какой-то начальнической позы. Черты лица и весь бытовой облик подчеркивали этот недостаток гибкости. Он постоянно носил сюртук, черный шелковый галстук был завязан по старомодному широким, двойным, „дипломатическим“ бантом. Очень высокие воротнички подпирали подбородок с намеком на колючую бороду, и усы были подстриженные, жесткие, прямо торчавшие над припухлым, капризным ртом. С некоторой надменностью заострялся прямой, хотя и по-русски неправильный нос, глубоко сидевшие глаза стального цвета смотрели пристально, не меняя направления, на прекрасно очерченный прямой лоб свисала густая прядь темных волос с проседью. Вид бодрый, подтянутый. Но неестественный румянец и одутловатость щек (признак сердечной болезни) придавали лицу оттенок старческой усталости – минутами, несмотря на моложавость и даже молодцеватость фигуры, он казался гораздо дряхлее своих пятидесяти пяти лет…»

Летом 1909 года Анненский написал большую статью «О современном лиризме» – критический обзор русской поэзии последних лет. В первом номере «Аполлона» вместе с этим обзором появились и его оригинальные стихи. Но во второй номер журнала ни стихи, ни вторая статья поэта, как это планировалось, не попали – С. Маковский (по разным причинам) снял предложенные поэтом материалы. Анненскому пришлось объясниться. «Моя статья „О современном лиризме“, – написал он Маковскому, – порождает среди читателей „Аполлона“, а также и его сотрудников немало недоумений: так, одни и те же фразы, по мнению иных, содержат глумление, а для других являются неумеренным дифирамбом. Если бы дело касалось только меня, то я воздержался бы от объяснений, но так как еще больше, чем меня, упрекают редакцию „Аполлона“, то я и считаю необходимым просить Вас о напечатании в „Аполлоне“ следующих строк… Я поставил себе задачей рассмотреть нашу современную лирику лишь эстетически , как один из планов в перспективе, не считаясь с тем живым, требовательным настоящим, которого она является частью. Самое близкое , самое дразнящее я намеренно изображал прошлым или, точнее, безразлично преходящим ; традиции, credo, иерархия, самолюбия, завоеванная и оберегаемая позиция, – все это настоящее или не входило в мою задачу, или входило лишь отчасти. И я не скрывал от себя неудобств положения, которое собирался занять, трактуя литературных деятелей столь независимо от условий переживаемого нами времени. Но все равно, мне кажется, что современный лиризм достоин, чтобы его рассматривали не только исторически , т. е. в целях оправдания, но и эстетически , т. е. по отношению к будущему, в связи с той перспективой, которая за ним открывается. Это я делал – и только это…»

Совершенно по-своему, может, глубже, чем другие, увидел поэта Максимилиан Волошин: «Его (Анненского) торжественность скрывала детское легкомыслие; за гибкой подвижностью его идей таилась окоченелость души, которая не решалась переступить известные грани познания и страшилась известных понятий; за его литературной скромностью пряталось громадное самолюбие; его скептицизмом прикрывалась открытая доверчивость и тайная склонность к мистике, свойственная умам, мыслящим образами и ассоциациями; то, что он называл своим „цинизмом“, было одной из форм нежности его души; его убежденный модернизм застыл и остановился на определенной точке начала девяностых годов… Он был филолог, потому что любил произрастания человеческого слова: нового настолько же, как старого. Он наслаждался построением фразы современного поэта, как старым вином классиков; он взвешивал ее, пробовал на вкус, прислушивался к перезвону звуков и к интонациям ударений, точно это был тысячелетний текст, тайгу которого надо было разгадать. Он любил идею, потому что она говорит о человеке, но в механизме фазы таились для него еще более внятные откровения об ее авторе. Ничто не могло укрыться в этой области от его изощренного уха, от его явно видящей наблюдательности. И в то же время он совсем не умел видеть людей и никогда не понял ни одного автора как человека. В каждом произведении, в каждом созвучии он понимал только себя…»

«Последний день его сложился очень утомительно, – вспоминал сын поэта. – Утром и днем – лекции на Высших женских курсах Раева, Учебный округ, заседание Учебного комитета; вечером – заседание в Обществе классической филологии, где был назначен его доклад о „Таврической жрице у Еврипида, Руччелаи и Гёте“, и, наконец, отец обещал своим слушательницам-курсисткам побывать перед отъездом в б. Царское, на их вечеринке. В промежутке он должен был обедать у одной дамы, близкого друга нашей семьи, жившей неподалеку от вокзала. Уже там, у О. А. Васильевой, он почувствовал себя нехорошо, и настолько нехорошо, что даже просил разрешения прилечь. От доктора, однако ж, отец категорически отказался, принял каких-то домашних безразличных капель и, полежав немного, уехал, сказав, что чувствует себя благополучно. А через несколько минут упал мертвым на подъезде вокзала в запахнутой шубе и с зажатым в руке красным портфельчиком с рукописью доклада о Таврической жрице…»

Это случилось 30 (13. XII) ноября 1909 года.

Из книги судеб. Иннокентий Фёдорович Анненский родился 1 сентября (по старому стилю 20 августа) 1855 года в Омске, где в то время работал его отец, крупный государственный чиновник. В 1860-м семья переехала в Петербург.

Пятилетним ребёнком Анненский перенёс тяжелую болезнь сердца, что отразилось впоследствии не только на его жизни, но и на творчестве. Он учился в нескольких петербургских гимназиях, но болезнь постоянно мешала учёбе. В 1875 году юноше всё же удалось экстерном сдать экзамены за полный гимназический курс, и он поступает на отделение словесности историко-филологического факультета Петербургского университета.

Важную роль в жизни Анненского сыграл старший брат Николай Фёдорович, известный экономист и публицист: у него младший и живёт большей частью, и к сдаче экзаменов экстерном готовится с его помощью. Советы не печататься до 30 лет, давать стихам годами «вылёживаться» - станут законами для Иннокентия Федоровича до конца жизни.

В университете Анненский специализировался по античной литературе и овладел четырнадцатью языками, в том числе санскритом и древнееврейским. Окончил университет в 1879 году со званием кандидата - оно присваивалось выпускникам, дипломные сочинения которых представляли особую научную ценность.

В 1877 году Анненский страстно влюбляется в Надежду Валентиновну Хмара-Барщевскую, вдову с двумя детьми, которая была четырнадцатью годами старше него. По окончании университета он женится на ней. В 1880 году у них родился сын Валентин.

Жизнь Анненского отныне связана с педагогическим трудом. С 1879-го по 1890-й он преподает латынь и греческий в петербургских гимназиях, читает лекции по теории словесности на Высших женских (Бестужевских) курсах. Стремясь обеспечить семью, молодой преподаватель ведёт в гимназии до 56 уроков в неделю, что и совсем здоровому человеку не под силу.

В 1891 году он был назначен на пост директора киевской гимназической Коллегии; в дальнейшем директорствует в 8-й петербургской гимназии (1893 - 1896) и Николаевской гимназии в Царском Селе (1896 - 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905 - 1906 годов была причиной его удаления от этой должности: он переведён в Санкт-Петербург окружным инспектором и остаётся им до 1909 года, когда незадолго до своей смерти выходит в отставку.

С 1881 года начинают публиковаться статьи Анненского по педагогическим проблемам. В них он высказывал свои взгляды на «гуманное образование», которое должно развивать в ученике ум и фантазию, утверждал первостепенную роль родной речи в воспитании. Как педагог он оказал благотворное влияние на целую плеяду русских поэтов. Многие из них были лично знакомы с Анненским, поскольку учились в его гимназии; среди них и Гумилёв , который сделал первые шаги в поэзии именно под его руководством.

Ещё в Киеве возник грандиозный замысел Анненского - перевести на русский язык все 19 трагедий Еврипида. Переводы по мере завершения публиковались с предисловиями-истолкованиями в «Журнале Министерства народного просвещения» и вышли посмертно в четырёх томах (1916-1917). С этой огромной работой связаны и собственные драматические произведения Анненского: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) «Фамира-кифарэд» (1906).

Занимался Анненский также и поэтическими переводами французских классиков - Бодлера, Малларме, Леконта де Лиля, Рембо, Верлена.

Всё это время он продолжает писать стихи и в 1904 году решается, наконец, их опубликовать. Сборник «Тихие песни» выходит под псевдонимом «Ник. Т-о». Псевдоним этот имел двойной смысл: буквы были взяты из имени Иннокентий, а «никто» - так назвался Одиссей, когда попал в пещеру Полифема.

Общепризнанно, что поэзия Анненского оказала сильное влияние на творчество акмеистов, которые объявили поэта своим духовным учителем.

Источник биографии Иннокентия Фёдоровича Анненского:

К моему портрету

Игра природы в нём видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.

О поэте: М. Л. Гаспаров

С воей главной книги Иннокентий Фёдорович Анненский не увидел: «Кипарисовый ларец» (М., 1910), ставший событием в поэзии XX века, вышел посмертно. До этого его автор был известен как педагог, филолог-эллинист, переводчик Еврипида. Одним из первых начав осваивать достижения французских символистов, которых он много переводил, Анненский выступил с книгой «Тихие песни» лишь в 1904 году под псевдонимом «Ник.Т-о» и был принят за молодого дебютанта. Сказались здесь и скрытность натуры, и тягота официального положения (статский советник, директор гимназии). Другая литературная родина Анненского, наряду с поэзией французского символизма, - русская социально-психологическая проза, особенно Достоевский, Гоголь. Выросший в семье брата, видного народника-публициста Н. Ф. Анненского, поэт впитал заветы гражданственности, сознание вины перед угнетёнными, муку интеллигентской совести; так возникли «Июль», «Картинка», «В дороге», «Старые эстонки». Критика долго не замечала этого второго лика Анненского, видя в нём лишь уединённого эстета: субъективизм формы, её нарочитая усложнённость - загадочность иносказаний, приёмы аллюзивного (намекающего) письма, «ребусы» настроений - мешали понять социально важное и общечеловеческое в содержании. Не была адекватно прочитана и литературно-критическая проза двух «Книг отражений» Анненского (СПб., 1906 и 1909); вычурная стилистика не сразу дала ощутить в них защиту критического реализма, убеждённость в общественной роли искусства.

Неюбилейные размышления

С егодня мы отмечаем юбилей великого русского поэта. А 30 ноября 1909 года на ступеньках Царскосельского вокзала умирал человек, который при жизни «и тени не оставил» в русской поэзии. Высокопоставленный чиновник и известный педагог, самозабвенный переводчик и глубокий, иногда парадоксальный, критик, был, несмотря на далеко не юный возраст, начинающим стихотворцем, чья единственная «оригинальная» книга прошла незамеченной, а начавшееся незадолго до смерти сотрудничество с «Аполлоном» было прервано редактором без всяких объяснений.

Поэт, без которого наша словесность непредставима, оказался лишним для современников. Нечто подобное было немыслимо в пушкинскую эпоху. А в начале прошлого столетия это стало реальностью. Да, искусство развивалось стремительно, неудержимо, постоянно пополняясь сильными, оригинальными дарованиями. Но судьба Анненского - пасынка Серебряного века - кажется печальным предзнаменованием того перелома, который вскоре ожидал русскую культуру.

Иннокентий Анненский... Кем видится на расстоянии века этот человек, которого современники не разглядели и не поняли? Каковы уроки его «громкой» прижизненной безвестности и негромкой посмертной славы? Или это «дела давно минувших дней», интересные лишь историкам литературы? В конце концов, не всё ли нам равно, как кто-то когда-то относился к поэту, если остались стихи, которые завораживают?

Не всё равно. Совсем не всё равно. Осталась обида за его преждевременный уход. Осталась досада от ограниченности и грубости, свойственных, увы, даже лучшим из тех, с кем поэт сталкивался. Ведь разрыв между самоощущением гениального творца-новатора и статусом дебютанта, стихотворца-неудачника убивал его едва ли не активнее, чем многолетняя сердечная болезнь.

А нненский-поэт не считался ни с табелью о рангах, ни с наличием разных групп и направлений. Ничего, кроме собственно поэзии, его не интересовало. Слову, ему одному, Иннокентий Фёдорович посвятил жизнь. Стараясь не думать о тотальном одиночестве среди окружающих, просто игнорирующих неповторимые, отточенные стихотворения, ибо их автором был «Ник. Т-о» - человек без имени, не материализовавшаяся пустота. По горькой иронии судьбы, своей новой книги, где псевдонима не было в помине, поэт не увидел. Как не услышал уважительных слов, которые вдруг нашлись у собратьев по перу, до этого ограничивающихся высокомерием и небрежностью. Что ж, говорить хорошо лишь о мёртвых стало «доброй» традицией уже в те времена. Как и снобистское отношение «признанных» к «новичкам». Кажется, что лорнет Зинаиды Гиппиус , точнее, Антона Крайнего - неотъемлемая принадлежность многих современных литераторов. Иное отношение, заинтересованное, доброжелательное, пушкинское, выглядит скорее анахронизмом.

Анненский, едва ли не первым взваливший на себя психологический груз безвестности, достойно пронёс его до конца. Ничуть не заботясь о налаживании столь, казалось бы, нужных литературных контактов. Неукоснительно следуя собственному вкусу и собственной совести. Не давая себе поблажки ни в одной строке. Заставляя слабое, больное сердце работать на износ. Фанатично служа тому, во что верил: поэзии и вечности.

Единственный вид фанатизма, вызывающий безусловное доверие.

Август-2015

Несколько автографов И. Ф. Анненского

Стихи, посвящённые поэту

Памяти Анненского

К таким нежданным и певучим бредням

Зовя с собой умы людей,

Был Иннокентий Анненский последним

Из царскосельских лебедей.

Я помню дни: я, робкий, торопливый,

Входил в высокий кабинет,

Где ждал меня спокойный и учтивый,

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

Мечтаний - слабого меня.

О, в сумрак отступающие вещи

Уже читающий стихи!

В них плакала какая-то обида,

Звенела медь и шла гроза,

А там, над шкафом, профиль Эврипида

Cлепил горящие глаза.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,

Что он любил сидеть на ней,

Задумчиво смотря, как сини дали

В червонном золоте аллей.

Там вечером и страшно, и красиво,

В тумане светит мрамор плит,

И женщина, как серна боязлива,

Во тьме к прохожему спешит.

Она глядит, она поёт и плачет,

И снова плачет, и поёт,

Не понимая, что всё это значит,

Но только чувствуя - не тот.

Журчит вода, протачивая шлюзы,

Сырой травою пахнет мгла,

Последней - Царского Села.

Учитель

Памяти Иннокентия Анненского

А тот, кого учителем считаю,

Как тень прошёл и тени не оставил,

Весь яд впитал, всю эту одурь выпил,

И славы ждал, и славы не дождался,

Кто был предвестьем, предзнаменованьем,

Всех пожалел, во всех вдохнул томленье -

Непризнания чашу испивший,

Средь поэтов добывший равенство,

Но читателя не добывший?

Пастернак, Маяковский, Ахматова

От стиха его шли

(и шалели

От стиха его скрытно богатого),

Как прозаики - от «Шинели» ...

Зарывалась его интонация

В скуку жизни,

ждала горделиво

И, сработавши, как детонация,

Их стихи доводила до взрыва.

Может, был он почти что единственным,

Самобытным по самой природе,

Но расхищен и перезаимствован,

Слышен словно бы в их переводе.

Вот какие случаются странности,

И хоть минуло меньше столетья,

Счастлив ли Иннокентий Анненский,

Никому не ответить.

Дева с кувшином над вечной водою,

О земляке своём печалься.

Анненский, борющийся с нуждою,

Грозным недугом и начальством.

Умер на привокзальных ступенях,

Не доехав до царскосельской чащи,

Не прочтя приказа об увольнении,

Утверждённого высочайше.

Его современники были грубы

И стихам поэта не слишком рады.

Говоря о нём, поджимали губы,

Встречаясь с ним, отводили взгляды.

Знаток и ценитель латыни косной,

Серебряного века предтеча,

Напечатай сонеты его Маковский,

Возможно, сердцу бы стало легче.

У вершины Олимпа упавший наземь,

Покоряясь капризу Господня гнева,

Он остался учителем тех гимназий,

До которых нам теперь - как до неба.

Под царскосельскими облаками

Он витает в красном закатном дыме.

Посмертно обобранный учениками

И всё-таки - не превзойдённый ими.

У раздумий беззвучны слова...

И. Анненский

У раздумий беззвучны слова...

Бродит сумрак по сонной квартире...

Тут узор лишь намечен пунктиром...

Тут по сути всего лишь канва...

Снова вечер, и вновь я одна

С гулким звуком шагов в переулке,

С кипарисовой этой шкатулкой,

Без обычного прочного дна.

Так прозрачно, и будто бы в лоб,

Слог за слогом, - им, чистым, не к спеху...

Но откуда он взял это эхо,

От которого лёгкий озноб?

И откуда возникло опять

Ощущенье невидимой кромки,

За которою то, что негромко,

Но почти что нельзя передать?

Как сумела нащупать рука,

Отделяя глубины

от вздора,

Эту тропку пунктирным узором

От него до меня, сквозь века?

Когда про ужасы читаю

Войны, блокады, лагерей,

Я прохожу как бы по краю

Чужих несчастий и смертей,

Как повезло мне, понимаю.

И ты пойми и поумней.

В стихах не жалуйся на скуку.

Во-первых, Анненский уже

О ней писал. Зачем по кругу

Ходить? Его на вираже

Не обойдёшь. Мечту и муку

Он разглядел в чужой душе.

А во-вторых, когда б сказали

Ему, какой грядёт кошмар,

Он снова б умер на вокзале.

Уж лучше вист и самовар,

Зрачки тоски, белки печали,

И скука - благо, Божий дар.

Дорога

Памяти И. Ф. А.

Казалось -

прохожим усталым

Бредёшь в направленьи вокзала.

Измотавший все силы,

Бредёшь в направленьи могилы.

Счастливчик: теперь-то

Бредёшь в направленьи бессмертья.

Бессмертье.

Его не хватало

На скользких ступеньках вокзала…

Акцент-45: В публикации использованы материалы открытого цифрового собрания «Мир Иннокентия Анненского ».

Иллюстрации:

фото И. Ф. Анненского, его жены и сына; обложки книг И. Ф. Анненского,

автографы стихотворений «Среди миров»,

«В марте», «Поэту» (черновик), последний приют поэта.

Фотографии, автографы - из свободных источников в интернете.

Биография

Личность Иннкентия Фёдоровича Анненского осталась во многом загадкой для современников. Родился 20 августа (1 сентября) 1855 года в Омске в семье государственного чиновника. Его отец был начальником Омского управления железных дорог. Когда Иннокентию было около пяти лет, отец получил место чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел и семья из Сибири вернулась в Петербург, который ранее покинула в 1849 году.

Слабый здоровьем, Анненский учится в частной школе, затем - во 2-й петербургской прогимназии (1865-1868). С 1869 года он два с половиной года обучается в частной гимназии В. И. Беренса. Рано лишившись родителей, он часто живёт у своего старшего брата Николая, энциклопедически образованного человека, экономиста, народника, оказавшего на Иннокентия большое влияние.

По окончании (1879) историко-филологического факультета Петербургского университета служил преподавателем древних языков и русской словесности, впоследствии директором гимназии в Киеве, Петербурге, Царском селе. С 1906 инспектор Санкт-Петербургского учебного округа. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах. В печати выступил с начала 1880-х годов научными рецензиями, критическими статьями и статьями по педагогическим вопросам. С начала 1890-х годов занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на еврипидовские сюжеты и «вакхическую драму» «Фамира-кифарэд» (шла в сезон 1916-1917 на сцене Камерного театра). Переводил французских поэтов-символистов (Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, Корбьер, А. де Ренье, Ф. Жамм и др.).

30 ноября (11 декабря) 1909 Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского (Витебского) вокзала в Санкт-Петербурге.

Сын Анненского, филолог и поэт , издал его «Посмертные стихи» (1923).

Поэзия

Более всего значителен Анненский как поэт. Стихи начал писать с детства, но напечатал их впервые в 1904. «Интеллигентным бытием» своим Анненский, по его собственным словам, был всецело обязан влиянию старшего брата, известного публициста-народника Н. Ф. Анненского, и его жены, сестры революционера Ткачёва. В своей поэзии Анненский, как он сам говорит, стремился выразить «городскую, отчасти каменную, музейную душу», которую «пытали Достоевским», «больную и чуткую душу наших дней». Мир «больной души» - основная стихия творчества Анненского. По справедливым указаниям критики, «ничто не удавалось в стихах Анненского так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц»; «для выражения мучительного упадка духа он находил тысячи оттенков. Он всячески изназвал изгибы своей неврастении». Безысходная тоска жизни и ужас перед «освобождающей» смертью, одновременное «желание уничтожиться и боязнь умереть», неприятие действительности, стремление бежать от неё в «сладостный гашиш» бреда, в «запой» труда, в «отравы» стихов и вместе с тем «загадочная» привязанность к «будням», к повседневности, к «безнадёжной разорённости своего пошлого мира» - таково сложное и противоречивое «мировосприятие и миропонимание», которое стремится «внушить» Анненский своими стихами.

Приближаясь этим «мировосприятием» из всех своих современников более всего к , формами стиха Анненский наиболее близок молодому периода «русских символистов». Однако преувеличенное «декадентство» первых , в котором было много нарочитого, придуманного со специальной целью обратить на себя внимание, «эпатировать» читателя, у не печатавшего свои стихи Анненского носит глубоко органический характер. Брюсов скоро отошёл от своих ранних ученических опытов. Анненский оставался верен «декадентству» в течение всей жизни, «застыл в своем модернизме на определённой точке начала 90-х годов», но зато и довёл его до совершенного художественного выражения. Стиль Анненского ярко импрессионистичен, отличаясь зачастую изысканностью, стоящей на грани вычурности, пышной риторики decadence’а.

Как и у молодого Брюсова, поэтическими учителями Анненского были французские поэты второй половины XIX века - парнасцы и «проклятые»: Бодлер, Верлен, Малларме. От парнасцев Анненский унаследовал их культ поэтической формы, любовь к слову как таковому; Верлену следовал в его стремлении к музыкальности, к превращению поэзии в «мелодический дождь символов»; вслед за Бодлером причудливо переплетал в своем словаре «высокие», «поэтические» речения с научными терминами, с обыкновенными, подчеркнуто «будничными» словами, заимствованными из просторечья; наконец, следом за Малларме - на сознательном затемнении смысла строил главный эффект своих стихов-ребусов. От «бесстрастных» французских парнасцев Анненского отличает особая пронзительная нотка жалости, звучащая сквозь всю его поэзию. Жалость эта направлена не на социальные страдания человечества, даже не на человека вообще, а на природу, на неодушевлённый мир страдающих и томящихся «злыми обидами» обиженных вещей (часы, кукла, шарманка и пр.), образами которых поэт маскирует свою собственную боль и муку. И чем меньше, незначительнее, ничтожнее «страдающая» вещь, тем более надрывную, щемящую жалость к себе она в нём вызывает.

Своеобразная литературная судьба Анненского напоминает судьбу . Как и последний, Анненский - типичный «поэт для поэтов». Свою единственную прижизненную книгу стихов он выпустил под характерным псевдонимом «Ник. Т-о». И действительно, в течение почти всей своей жизни Анненский оставался в литературе «никем». Лишь незадолго до смерти его поэзия приобретает известность в кружке петербургских поэтов, группировавшихся вокруг журнала «Аполлон». Кончина Анненского была отмечена рядом статей и некрологов, но вслед за тем его имя снова надолго исчезает с печатных столбцов.В 4-й книге стихов Николая Гумилёва «Колчан» опубликовано стихотворение .

Драматургия

Анненский написал четыре пьесы - «Меланиппа-философ», «Царь Иксион», «Лаодамия» и «Фамира-кифаред» - в древнегреческом духе на сюжеты утерянных пьес Еврипида и в подражание его манере.

Переводы

Анненский перевёл на русский язык полное собрание пьес великого греческого драматурга Еврипида.

Литературное влияние

Литературное влияние Анненского на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение Анненского по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Влияние Анненского сильно сказывается на Пастернаке и его школе и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух «Книгах отражений», Анненский даёт блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путём сознательного продолжения в себе творчества автора. Следует отметить, что уже в своих критико-педагогических статьях 1880-х годов Анненский задолго до формалистов призывал к постановке в школе систематического изучения формы художественных произведений.

Иннокентий Фёдорович Анненский (1855-1909 гг.) - русский драматург, поэт, переводчик, критик, исследователь литературы и языка, директор мужской Царскосельской гимназии. Брат Н. Ф. Анненского.

Детские и юношеские годы

Иннокентий Фёдорович Анненский родился 20 августа (1 сентября) 1855 года в Омске, в семье государственного чиновника Фёдора Николаевича Анненского (умер 27 марта 1880 года) и Наталии Петровны Анненской (умерла 25 октября 1889 года). Его отец был начальником отделения Главного управления Западной Сибири. Когда Иннокентию было около пяти лет, отец получил должность чиновника по особым поручениям в Министерстве внутренних дел, и семья из Сибири вернулась в Петербург, который ранее покинула в 1849 году. В детстве Иннокентий был очень слабым и болезненным мальчиком.

Учился Анненский в частной школе, затем - во 2-й петербургской прогимназии (1865-1868). С 1869 года он два с половиной года обучался в частной гимназии В. И. Беренса. Перед поступлением в университет, в 1875 году он жил у своего старшего брата Николая, энциклопедически образованного человека, экономиста, народника, помогавшего младшему брату при подготовке к экзамену и оказывавшего на Иннокентия большое влияние.

Деятельность в качестве директора гимназии

После окончания в 1879 году историко-филологического факультета Петербургского университета долгое время служил преподавателем древних языков и русской словесности в гимназии Гуревича. Занимал должность директора коллегии Галагана в Киеве (январь 1891 - октябрь 1893), затем 8-й Санкт-Петербургской гимназии (1893-1896) и гимназии в Царском Селе (16 октября 1896 - 2 января 1906). Чрезмерная мягкость, проявленная им, по мнению начальства, в тревожное время 1905-1906 годов, была причиной его увольнения с этой должности. Читал лекции по древнегреческой литературе на Высших женских курсах.

Должность директора гимназии всегда тяготила И. Ф. Анненского. В письме А. В. Бородиной в августе 1900 года он писал: Вы спросите меня: «Зачем Вы не уйдёте?» О, сколько я думал об этом… Сколько об этом мечтал… Может быть, это было бы и не так трудно…Но знаете, как Вы думаете серьёзно? Имеет ли нравственное право убеждённый защитник классицизма бросить его знамя в такой момент, когда оно со всех сторон окружено злыми неприятелями?… - Иннокентий Анненский. Избранное / Сост. И. Подольская. - М.: Правда, 1987. - С. 469. - 592 с.

С 1906 по 1909 год он занимает должность окружного инспектора в Санкт-Петербурге, и незадолго до своей смерти вышел в отставку.

Литературная и переводческая деятельность

Творческая биография Иннокентия Анненского начинается в начале 1880-х годов Анненский когда выступает в печати с научными рецензиями, критическими статьями, а также со статьями по педагогическим вопросам.

С начала 1890-х годов занялся изучением греческих трагиков; выполнил в течение ряда лет огромную работу по переводу на русский язык и комментированию всего театра Еврипида. Одновременно написал несколько оригинальных трагедий на еврипидовские сюжеты и «вакхическую драму» «Фамира-кифаред» (шла в сезон 1916-1917 на сцене Камерного театра). Переводил французских поэтов-символистов (Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме, Корбьер, А. де Ренье, Ф. Жамм и др.). Первую книгу стихов «Тихие песни» выпустил в 1904 году под псевдонимом «Ник. Т-о», имитировавшим сокращённые имя и фамилию, но складывавшимся в слово «Никто» (таким именем представлялся Полифему Одиссей).

Анненский написал четыре пьесы - «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» (1906) и «Фамира-кифарэд» (1906, издана посмертно в 1913 году) - в древнегреческом духе на сюжеты утерянных трагедий Еврипида и в подражание его манере.

Иннокентием Аннеским переведены на русский язык все дошедшие до нас 18 трагедий великого древнегреческого драматурга Еврипида. Он также выполнил стихотворные переводы работ Горация, Гете, Мюллера, Гейне, Бодлера, Верлена, Рембо, Ренье, Сюлли-Прюдома, Лонгфелло.

30 ноября (13 декабря) 1909 года Анненский скоропостижно скончался на ступеньках Царскосельского вокзала в Санкт-Петербурге от инфаркта. Похоронен на Казанском кладбище в Царском Селе (ныне город Пушкин Ленинградской области). Сын Анненского, филолог и поэт Валентин Анненский (Кривич), издал его «Кипарисовый ларец» (1910) и «Посмертные стихи» (1923).

Литературное влияние

Литературное влияние Анненского на возникшие вслед за символизмом течения русской поэзии (акмеизм, футуризм) очень велико. Стихотворение Анненского «Колокольчики» по праву может быть названо первым по времени написания русским футуристическим стихотворением. Его стихотворение «Среди миров» входит в число шедевров русской поэзии, оно легло в основу романсов, написанных А. Вертинским и А. Сухановым. Влияние Анненского сильно сказывается на Пастернаке и его школе, Анне Ахматовой, Георгии Иванове и многих других. В своих литературно-критических статьях, частично собранных в двух «Книгах отражений», Анненский даёт блестящие образцы русской импрессионистической критики, стремясь к истолкованию художественного произведения путём сознательного продолжения в себе творчества автора. Следует отметить, что уже в своих критико-педагогических статьях 1880-х годов Анненский задолго до формалистов призывал к постановке в школе систематического изучения формы художественных произведений.

Воспоминания об Анненском

Профессор Б. Е. Райков, бывший ученик 8-й Санкт-Петербургской гимназии, писал в своих воспоминаниях об Иннокентии Анненском:

…о его поэтических опытах в ту пору решительно ничего не было известно. Его знали лишь как автора статей и заметок на филологические темы, а свои стихи он хранил про себя и ничего не печатал, хотя ему было в ту пору уже лет под сорок. Мы, гимназисты, видели в нём только высокую худую фигуру в вицмундире, которая иногда грозила нам длинным белым пальцем, а в общем, очень далеко держалась от нас и наших дел.

Анненский был рьяным защитником древних языков и высоко держал знамя классицизма в своей гимназии. При нём наш рекреационный зал был весь расписан древнегреческими фресками, и гимназисты разыгрывали на праздниках пьесы Софокла и Еврипида на греческом языке, притом в античных костюмах, строго выдержанных в стиле эпохи.

В городе Пушкин на Набережной улице на доме №12 в 2009 году была установлена мемориальная доска (скульптор В. В. Зайко) с текстом: «В этом доме с 1896 по 1905 год жил и работал в Императорской Царскосельской гимназии поэт Иннокентий Федорович Анненский».

Биография

Судьба Иннокентия Федоровича Анненского-поэта в своем роде уникальна: в сорокадевятилетнем возрасте он издал первый (и единственный при жизни) поэтический сборник под псевдонимом Ник. Т-о. Поначалу поэт собирался озаглавить его «Из пещеры Полифема» и взять псевдоним Утис, что в переводе с греческого означает «никто» (так Одиссей назвался циклопу Полифему). Позже сборник был назван «Тихие песни». Блоку, не знавшему, кто автор, такая анонимность показалась сомнительной. «Хочется, чтобы открылось лицо поэта, которое он как будто от себя хоронит, - и не под наивным псевдонимом, а под более тяжкой маской, заставившей его затеряться среди сотни книг… Нет ли в этой скромной затерянности чересчур болезненного надрыва?» - писал он.

И. Ф. Анненский родился в Омске, вскоре семья переехала в Петербург. В автобиографии будущий поэт сообщал, что вырос «в среде, где соединялись элементы бюрократические и помещичьи». «С детства любил заниматься историей и словесностью и чувствовал антипатию ко всему элементарному и банально-ясному». Писать стихи Анненский начал довольно рано. Так как в 1870-е годы понятие «символизм» не было еще ему известно, он называл себя мистиком и «бредил религиозным жанром» испанского художника XVI I в. Б. Э. Мурильо, который и «старался „оформлять словами“». Следуя совету своего старшего брата, известного экономиста и публициста Н. Ф. Анненского, считавшего, что до тридцати лет не надо публиковаться, молодой поэт не предназначал свои поэтические опыты для печати. В университетские годы изучение древних языков и античности на время вытеснило стихотворчество; по признанию поэта, он ничего не писал, кроме диссертаций. После университета началась «педагогически-административная» деятельность, которая, по мнению его коллег-античников, отвлекала Анненского от «строго научных занятий», а по мнению сочувствующих его поэзии, мешала творчеству. В печати Анненский дебютировал как критик. В 1880 - 1890-е годы он опубликовал ряд статей, в основном о русской литературе XIX в. В 1906 г. вышла первая, а в 1909-вторая из «Книг отражений» - собрание критики, отличающееся уайльдовским субъективизмом, импрессионистичностью восприятия и ассоциативно-образными настроениями. Сам автор подчеркивал, что он «вовсе не критик», а только «читатель». Анненский-поэт считал своими предтечами французских символистов, «парнасцев и проклятых», которых много и охотно переводил. Их заслугу, «кроме обогащения языка», он видел в «повышении нашей эстетической чувствительности и увеличении шкалы наших художественных ощущений». Переводы французских поэтов составили значительный раздел его первого сборника стихов. Из русских поэтов-символистов Анненскому ближе всего К. Д. Бальмонт, вызывавший у автора «Тихих песен» «благоговение». Он высоко ценил «новую гибкость и музыкальность» поэтического языка Бальмонта. Анненский вел достаточно «уединенную» литературную жизнь: он не отстаивал права «нового» искусства на существование в период «бури и натиска», не участвовал в последующих внутрисимволистских баталиях. Первые его публикации на страницах символистской прессы относятся к 1906 г. (журнал «Перевал»), «Вхождение» Анненского в символистскую среду фактически состоялось в последний год его жизни. Поэт и критик читает лекции в «Поэтической академии», входит в состав членов «Общества ревнителей художественного слова» при новом петербургском журнале «Аполлон», печатает на его страницах свою программную статью «О современном лиризме». Скоропостижная смерть поэта у Царскосельского вокзала вызвала широкий резонанс в символистских кругах. В среде близких к «Аполлону» молодых поэтов акмеистической ориентации, упрекавших символистов за то, что они «просмотрели» Анненского, стал складываться посмертный культ поэта. Второй сборник стихов вышел через четыре месяца после его смерти. Подготовку «Кипарисового ларца» (в кипарисовой шкатулке хранились рукописи Анненского) завершал его сын - В. И. Анненский-Кривич, биограф поэта, его редактор и комментатор. Есть основания полагать, что Кривич не всегда пунктуально следовал авторской воле отца. С «Кипарисовым ларцом» к Анненскому пришла, наконец, запоздалая слава. «Книгу я сейчас просматриваю, - писал Блок сыну поэта. - Через всю усталость и опустошенность этой весны - она проникает глубоко в сердце. Невероятная близость переживаний, объясняющая мне многое о самом себе». Брюсов, обративший уже раньше внимание на «свежесть» эпитетов, сравнений, оборотов и даже просто выбираемых слов в сборнике «Тихие песни», теперь как несомненное достоинство отметил невозможность «угадать» у Анненского «по двум первым стихам строфы двух следующих и по началу стихотворения его конец». В 1923 г. Кривич опубликовал оставшиеся тексты поэта в сборнике «Посмертные стихи Ин. Анненского». Лирический герой Анненского - человек, разгадывающий «постылый ребус бытия». Поэт подвергает пристальному анализу «содержание нашего я», «которое хотело бы стать целым миром, раствориться, разлиться в нем, я, замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования; я в кошмаре возвратов, под грузом наследственности, я среди природы, где, немо и незримо упрекая его, живут такие же я, я среди природы, мистически ему близкой и кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием». Сопоставляя лирику Анненского со стихами символистов «младшего» поколения, С. К. Маковский увидел корни глубоко трагического миросозерцания поэта «в неверии в трансцендентальный смысл Вселенной», отрицающем, в конечном итоге, «категорически и безусловно» «смысл личного бытия». Неповторимое своеобразие стихам Анненского придает «легкая ирония», которая, по словам Брюсова, стала «вторым лицом» поэта, и «неотделима от его духовного облика». Манера письма автора «Тихих песен» и «Кипарисового ларца» «резко импрессионистическая», Вяч. Иванов назвал ее «ассоциативным символизмом». Поэзия, по мнению Анненского, не изображает, а намекает на то, что недоступно выражению, «мы славим поэта не за то, что он сказал, а за то, что он дал нам почувствовать несказанное».

Иннокентий Фёдорович Анненский родился в Омске 20 августа 1855. Отец Анненского был государственным чиновником в Сибири. Но после исполнения ему пяти лет семья приехала в Санкт-Петербург, который покинула еще до его рождения. Анненский с детства был болезненным ребенком. Из-за его состояния здоровья обучался в частной школе. А после переезда в Петербург во 2-й гимназии, позже в частной гимназии Беренса.

Перед началом вступительных экзаменов в университете в 1875 году, временно переехал на проживание к старшему брату. Брат помогал ему подготовиться к вступительным экзаменам. А позже на жизнь писателя, брат окажет не малое влияние. И за время обучения в университете он не писал стихи. Что помогло лучше изучить античность и древние языки. Как в автобиографии признался сам поэт, за время обучения он писал только диссертации.

Впервые в печати И. Ф. Анненский появился как критик русской литературы XIX века, и писал в этом направлении с 1880 по 1890 год. Также в своих статьях поэт призывал к изучению художественной литературы детей школьного возраста. Анненский опубликовал первую литературно-критическую книгу в 1906 году, вторая вышла несколько годами позже 1909 году. В этих книгах собраны почти все статьи, опубликованные ним ранее.

Если задуматься над судьбой поэта, то она будет уникальной в своём роде. Писать стихи он начал довольно в юном возрасте, писал для себя не для печати. Старший брат Иннокентия Федоровича как-то ему сказал: «Отнести в печать сочинения, стоит только после исполнения тебе 30-ти лет» Так первый и единственный прижизненный, сборник был издан под псевдонимом «Ник. Т-о», когда поэту исполнилось почти 50 лет. Сразу он собирался назвать сборник «Из пещеры Полифема» и издать его под псевдонимом Утис, но позже взял аббревиатуру своего имени и фамилии. А сборник вышел из печати с названием «Тихие песни».

Умер поэт скоропостижно 30 ноября 1909 года на Царскосельском вокзале в Петербурге. Похоронили поэта на Казанском кладбище Царского села. У поэта остался сын, который после его смерти издал в 1910 г. «Кипарисовый ларец», а в 1923 г. «Посмертные стихи».